Андрей Ерпылев - Один в поле
Рой, наконец, смог разглядеть беглецов получше. Обычные каторжники, такие же, как он. Кто-то постарше, посолиднее, кто-то — нет… Ботало, радуясь обилию слушателей, снова завел обычную свою бодягу про женский пол и сразу же завоевал благодарность аудитории — посыпались шуточки, подколки, разные «а вот у меня было…». Горбатый насыщался по обыкновению угрюмо, не глядя на остальных. Авторитеты собрались в сторонке, лениво перебрасываясь негромкими, непонятными фразами — все познания Гаала в «блатном» жаргоне бледнели перед «ботаньем» знатоков, кажущимся непосвященному иностранным языком. Интендант, блестя линзами очков, ел торопливо, постоянно озираясь по сторонам, будто опасаясь, что еду у него вот-вот отнимут. Он отощал, выглядел на двадцать лет старше, чем тогда, в поезде, — чувствовалось, что лагерная жизнь встретила его очень и очень неласково. Нельзя сказать, что Рой сочувствовал вору, наживавшемуся на чужом несчастье, но при виде этой карикатуры на человека у него в душе шевельнулось что-то вроде жалости. Кому-кому, а интенданту дальнейшее пребывание в лагере было равносильно смертному приговору.
И вдруг взгляд молодого человека споткнулся на совершенно не вписывающейся в общую картину фигуре: худой — позвонки выпирают сквозь ткань комбинезона на спине — длиннолицый мужчина с крючковатым носом при еде пользовался не ножом или ложкой, как остальные, а неким гибридом вилки и шпателя, выструганным из дерева. Будто ощутив взгляд Роя, он оглянулся и уставился на него странного разреза глазами. Незнакомец был лыс, как колено, только вдоль щек пушились рыжие бакенбарды.
— Съем твою печень, — гортанно квакнул лысый и снова вернулся к еде.
— Он тоже тебя любит, — улыбнулся Копченый, почему-то не разделивший компанию авторитетов, а присевший рядом с Роем; улыбка на темном уродливом лице казалась противоестественной, как если бы вдруг улыбнулся глиняный горский идол — Знакомься, Капрал, это Туурлан, мой ручной айкр. Туурлан, этого юношу зовут Рой Гаал Пожмите друг другу руки, детки, вам отныне играть в одной песочнице.
Глядя исподлобья, островитянин протянул Рою узкую ледяную ладонь. Кожа его была влажной, словно у утопленника, и Рой ощутил мгновенную гадливость, как если бы ему пришлось взять в руки мерзкую жабу. Хотелось вытереть руку после этого рукопожатия, а еще лучше — вымыть с мылом или протереть спиртом Казалось, что в оскверненной коже уже зазудели, зашевелились зародыши бородавок. Молодой человек понимал, что все это — предубеждение, впитанное с детства, психическая трансформация газетных статей и рассказов взрослых, рисующих жителей Островной Империи безжалостными головорезами, чуждыми всему человеческому.
Разглядывая в газетах и журналах фото смазанных кровавых следов, оставленных «оранжевой заразой» на многострадальной земле Метрополии, Рой раньше и не представлял островитян иначе, чем уродливыми осклизлыми земноводными с бородавчатой оранжевой шкурой, выползающими из моря. У них в школе, у двери в спортзал, висел плакат, на котором был изображен черный орел-гвардеец с очень маленькой головой и могучими мышцами, смело отстригающий гигантскими ножницами голову гнусному оранжевому змею, высунувшемуся из моря. На лезвиях ножниц было, помнится, написано: на одном — «Боевая Гвардия», на другом — «Наша славная армия». Кровожадный морской змей не раз потом являлся к впечатлительному парнишке во сне, высовывая из-под кровати то когтистую перепончатую лапу, то зубастую голову с такими же, как у бритоголового, глазами…
— Познакомились? — Копченый издал сиплый звук, заменяющий ему смех. — Вот и чудненько. Небось, не так представлял себе айкров? — Черные глаза уголовника смотрели пытливо.
Рой хотел сказать, что уже видел айкров в лагере, правда, издали и без подробностей, но вместо этого выпалил:
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Знаю… — еще раз ухмыльнулся Копченый. — Я много что знаю… Гай Гаал, бывший капрал Боевой Гвардии, не родственник тебе, случаем?
— Нет… — смешался молодой человек. — У меня не было родственников с таким именем.
— Значит, однофамилец. Служил одно время под моим началом, пока не скурвился… Ты не скурвишься, солдат?
— Никак нет! — Манерой разговора Копченый чем-то напоминал Рою капитана Фогуту, ротмистра Лооса и других офицеров, встретившихся на его пути. — А вы бывший офицер?
— Офицер не бывает бывшим, солдат! Да и солдат — тоже… Но всему свой срок… Пожрали, ублюдки? — гаркнул Копченый.
Ответили нестройно, нехотя — уголовная вольница не привыкла к подобному обращению. Кто-то закурил, кто-то развалился на травке, намереваясь вздремнуть после сытного обеда, кто-то уже успел раскидать карты…
— Не слышу ответа!
На этот раз ответ прозвучал стройнее.
— Тогда подъем! Хватит рассиживаться попусту…
* * *Ход часто ветвился или, наоборот, сливался с другим, поэтому предусмотрительность Копченого оказалась далеко не лишней: не будь беглецы связаны друг с другом веревкой, неизвестно, скольких бы из них недосчитались в этом подземном лабиринте. Как он сам ориентировался в частом переплетении туннелей (то узких — по одному пройти, царапая плечами стены, то широких, как улицы, — даже с утопленными в бетонный пол ржавыми полосами рельсов), оставалось загадкой. Вероятно, раньше на стенах, вдоль которых тянулись трубы и кабели, были указатели, но теперь лучи фонариков лишь иногда выхватывали отдельные буквы, стрелки или ничего не говорящие непосвященным пиктограммы, скрытые под слоем плесени, известковых натеков и переплетением вездесущих корней. Кто его знает, что должны обозначать четырехлучевая звезда или стилизованный глаз… Если у Копченого и был какой-то план, то в голове. По крайней мере, Рой, шедший через одного от ведущего — вторым шагал ненавистный айкр, — ни разу не видел, чтобы командир (а он теперь воспринимался бывшим солдатом не иначе, чем офицер) хоть раз сверялся с какой-нибудь бумажкой.
Постепенно под ногами перестало хлюпать, а круги света от фонариков выхватывали из темноты не плавающую в стоячих лужах пузырящуюся мерзость, а пыль, испещренную следами крошечных, должно быть, крысиных лапок. Бахрома корней, свисавшая с потолка, стала пожиже, а на стенах впервые удалось прочесть нечто связное. Например: «18-й блок» или «Не курить — огне…»
— Все, командир, не могу больше! — раздался отчаянный возглас. — Сил нет! Давай привал устроим!
— Разговорчики! — бросил через плечо Копченый. — Отдыхать будем, когда я прикажу! Вперед!
— Да пошел ты!..
А потом произошло странное: позади сверкнуло, будто сработали разом сто фотоблицев, пахнуло чем-то необычным, щекочущим обоняние, и тут же сменилось тяжелой вонью паленого мяса и горящей синтетики, а по стенам запрыгали багровые отсветы. Под сводами туннеля заметались крики ужаса.