Степан Мазур - Шипы Души
Токаява резко обернулся, услышав приближающееся шарканье за спиной. Наверное, слишком резко… или слишком пристальным взглядом ожег — судя по тому, как опешил незнакомый паренёк.
«Отвыкать надо от лесных привычек, вернее привыкать к жизни среди людей», — подумал тренер: «Ни к чему на ровном месте привлекать к себе внимание».
— У вас зажигалки не найдется?
Парень, студенческого возраста и вида, перетаптывался на месте, почему-то старательно отводя взгляд в сторону.
Зажигалки у Токаявы, разумеется, не было, и быть не могло. Зажигалка — это городская дурь, это для того, чтобы распутным девицам в кабаках давать прикуривать, или чтобы меряться крутизной фирм. Его это десятки лет как не волновало.
Покопавшись в кармане, Токаява достал коробок со спичками, бросил курильщику:
— Оставь себе.
Когда-то давным-давно он и сам курил. Вернее, тот, другой, курил. Сейчас и не скажешь, зачем это надо было. Столько здоровья оставил в городских бандах Токио.
Паренек студенческого вида выдавил из себя «спасибо» и направился к дожидавшимся его двум девицам. Они сидели на корточках возле небольших рюкзаков, мяли в пальцах сигареты. Видимо, троица возвращалась в город после отрыва на даче, следы которого можно разглядеть на утомленных лицах.
Трое… целая толпа. Когда долго не видишь людей, ну за редчайшим исключением в виде грибников, то и три человека будут казаться толпой.
На платформе зашевелились люди, потянулись к вещам. Вдали послышалось нарастающее гудение электропоезда. Ветка странного транспорта Антисистемы ещё не дотянулась до этих мест от Санкт-Петербурга.
Электричка пришла почти пустой. Вот что значит будни. Любое место на выбор. Хочешь у окошка, хочешь с краю. Хочешь по ходу поезда, а хочешь против хода.
Токаява сел у окна напротив входа и бросил кожаный плащ, который до того держал в руке, на сиденье рядом с собой. Кожаный плащ по той погоде, что стояла сейчас, был явно лишним, но не оставлять же его в лесу. Как верный друг и товарищ, он согревал его в холодные ночи. Так же с собой у сенсея был лишь один рюкзак, но туго набитый. Его положил на сиденье напротив, чтобы положить на него ноги, блаженно расслабив перетруженные мышцы. Все таки за неполный месяц в лесу спуска себе не давал — тренировки шли по полной.
На сей момент, как любят выражаться, состав «перевозил воздух». Кроме Токаявы Кебоши в вагоне была лишь аккурат та самая, уже знакомая ему студенческая троица. Она устроились в другом конце вагона. И «везти воздух» поезду предстояло ещё долго — примерно час.
Станция, с которой Токаява возвращался, находилась на сто первом километре от города. Сейчас пойдут леса и лесные полустанки и только через шестьдесят километров начнутся густо населённые места. Это сенсей помнил точно.
Состав тронулся.
За окном, как в детской песенке, уплывали вдаль: посёлок, лесопилка, переезд, стоящий на отшибе домик лесника. Затем слева и справа потянулись сплошные леса, прореженные вырубками.
Токаява испытал вдруг странное и весьма неожиданное ощущение. Что-то вроде щемящей тоски. Он знал, что уезжает навсегда. Уезжает из мест, которые стали его домом. Его земля, его территория, его временный дом. Конечно, как известно, «никогда не говори никогда». Но это, увы, не его случай. Он едет с тем, чтобы никогда не вернуться — годы берут своё.
В вагон вошли билетёры — женщины с миниатюрными кассовыми аппаратами на животах. Токаява поспешно убрал ноги с рюкзака и купил билет до вокзала. Денег у него осталось немного, хватит лишь на городской транспорт, да ещё останется мелочёвка. Пешком шлёпать через полгорода, во всяком случае, не придется. Доберется до квартиры, а там есть ещё в заначках. Деньги он с собой в лес не брал. Зачем они здесь? А вот в квартире должны были остаться доллары. Заначка в стене, сделанная двадцать пять лет назад.
Он повернулся к окну. Вдали показал себя песчаный карьер. Снова громыхнули двери тамбура, отвлекая внимание. В вагон зашли четверо. Неторопливо так вошли, по-хозяйски. Двинулись гуськом по проходу. Прошли мимо Токаявы, по очереди окинули оценивающими, цепкими взглядами. И потопали дальше.
Все вошедшие были примерно одного возраста — около двадцати. Джинсы, чёрные куртки, никаких вещей в руках. Впереди явно вышагивал вожак этой маленькой стаи — вид у него был поуверенней, чем у других, поматёрее.
Пройдя вагон до другого конца, они не вышли в тамбур, а опустились на свободные места на тех двух скамьях, где расположились студенческого вида паренёк и две его девицы. Очевидно, и недвусмысленно загородили проход.
Токаява расслышал резкий щелчок. Такой звук издает раскрываемая «выкидуха». Понятно, что не только она умеет так щелкать. Но на ум пришла именно выкидуха — может, из-за того, что один из четверки слазил в карман и что-то оттуда вытащил.
Девица, сидевшая к Токаяве лицом, побледнела, что было заметно даже с расстояния в десяток метров. Задрожали губы, задергались ресницы. Кажется, она была готова немедленно разреветься. Студент, сидевший к Кебоши спиной, сгорбился, вжав голову в плечи. Струхнул. Вторая девица завертела головой, видимо, в надежде углядеть подмогу и позвать ее — но вожак что-то коротко бросил, что-нибудь вроде «повернись и не дергайся, сучка, на лоскутья порежу». Возымело — затихла.
После этого вожак принялся о чем-то вещать, переводя взгляд с одного на другого. Слов Токаява не слышал — далеко, да и говорили негромко. Впрочем, и так все понятно, какие тут ещё могут быть гипотезы сомнения и неясности — мелкий грабеж. Сейчас идет фаза — запугивание. Затем наступит фаза изъятия ценностей. Великих ценностей конечно не нагребут. Однако даже пенсионеры все сейчас при мобильниках, а уж студент без мобильника — это нонсенс. Не говоря уж о студентках.
Деньжатами волчата, скорее всего так же особо не разживутся, решил Токаява, но могут поснимать колечки-сережки, а то и рюкзачки отберут — и сами рюкзаки чего-то стоят, и что-то ценное там запросто может найтись. Скажем, фотоаппараты.
Тактика рекетиров читалась легко. Поди, не Наполеоны Бонапарты по электричкам шатаются, чтобы применять в деле мелкого грабежа особо изощренный выверт. Обчистить лохов, просидеть вместе с ними, запугивая и контролируя, до ближайшей станции, до которой катить минут семь, — вот и весь стратегический расклад. На остановке выскочат из электрички, и ищи ветра в поле. Мелкий криминальный промысел, в некоторых местах необъятной страны просто не изживаемый.
«Не иначе, волчата зарабатывают на наркоту», — решил Токаява со вздохом. Он слишком много жил в России, пережил «девяностые» и был знаком с нравами современности не понаслышке, затихшей в «десятые», но возобновлненные в середине двадцатых, в связи с чередой кризисов.