Сергей Ковалев - Биотеррор

— Может, лучше взять двух туземцев? С ними будет меньше хлопот.

— Нет, — отрезал Цзы Сим. — Ты же знаешь, что написано в катрене!

— Катрен можно толковать по-разному, — возразила Элизабет. — Там сказано только, что благодаря Огнеголовому будут обретены споры разрушения. Ну так мы их уже получили. О том, что он сам должен привезти их в Европу ничего не говорится. А он может доставить нам проблемы.

— Правда?

— Если честно… — Элизабет отвернулась и едва слышно произнесла: — Мне не хочется и дальше таскать его за собой. Я…

Цзы Сим погладил Элизабет по плечу.

— Ты чувствуешь вину. Это правильно. Некоторые из нас за века растеряли способность чувствовать. Ты знаешь, что с ними стало.

— Это… тяжело, Сим.

— Я понимаю. Но придется терпеть. Мы не можем рисковать. Если ты ошибаешься и доставить споры должен именно Огневолосый, то все, что мы уже сделали, будет напрасно. И неизвестно, сколько времени уйдет на поиски другого смертного, подходящего под пророчество.

— Хорошо, ты прав. А немец?

— Мне кажется, его реакция на споры отличается. Пока рано говорить, но, возможно, у нас будет еще один случай удачной трансформации.

— Понимаю. Значит, придется все же везти этих двоих.

— Придется. Если тебе будет хоть немного легче от этого — я позабочусь, что бы они не испытывали моральных страданий. Они не будут осознавать, что с ними происходит на самом деле.

«… моя болезнь, кажется, отступает. Свежий морской воздух постепенно излечивает меня от этой неведомой тропической хвори, и есть надежда, что к прибытию на родину я буду уже полностью здоров. Оптимизму моему придает вес и тот факт, что господин Нойманн поправляется. Улучшения в его состоянии уже не вызывают сомнений. Правда, из наших проводников ни один не выжил. Думаю, эта болезнь протекает двояко — либо в течение двух недель убивает жертву, как стало с туземцами, либо человек болеет долго и мучительно, но в итоге выздоравливает. Возможно, это даже как-то зависит от расовых различий.

Жаль, что большую часть болезни я провел в бреду и теперь не способен вспомнить и описать симптомы — это могло бы стать уникальным исследовательским материалом. Но Элизабет обещала помочь с записями, ведь все эти дни она не отходила от моей кровати, нежно и заботливо ухаживая за мной. Страшно вспомнить, какие видения посещали мой пылающий в лихорадке разум! Поневоле задумаешься о дьявольском наваждении.

Но теперь все будет хорошо».

23 октября 1982 года.

Лиза шла рядом.

Держала Владимира под руку и иногда даже касалась его бедром.

Он мысленно посмеивался над собой — млеет как подросток. Но самоирония не мешала ему радоваться этой легкой и словно бы случайной близости. Такого с ним давно не случалось. Пожалуй, никогда. Разве что в детстве, когда он выбегал из дома в летнее утро и его касался теплый, пахнущий полевыми травами и цветами дождь.

Он покосился на Лизу. От нее действительно пахло свежестью трав. Видимо, какие-то духи…

Девушка выглядела печальной.

— Тебя так расстроил мой рассказ? Но ведь это было так давно!

— Но ведь было. И не так уж давно.

— Только кажется, — возразил Владимир. — Семьдесят лет прошло. Вроде и не много. Но, боюсь, сейчас уже не узнать, что стало с экспедицией Эллингтона. Последние записи свидетельствуют, что Оливеру еще в Индии стало хуже. Юсупова и Нойманн спешили — видимо, надеялись добраться до Англии, пока он был жив. Хотя по современным меркам, это была чудовищная глупость. Сначала привезли человека, инфицированного неизвестной смертельно опасной болезнью, в Индию. В Индию! Просто чудо, что там не вспыхнула эпидемия! А потом потащили его в самый центр Европы. Ведь он был настоящей биологической бомбой!

Девушка кивнула. Она выглядела отрешенной, словно думала о чем-то далеком от осенней аллеи, по которой они прогуливались.

— Извини… я, наверное, утомил тебя этой древней историей, — повинился Владимир. — Слишком увлекся всем этим. Мне показалось, что удалось найти ключ к долголетию. Рассказ о японце был очень убедителен.

— Нет, что ты! — встрепенулась Лиза. — Я ведь сама просила тебя рассказать.

Владимир развел руками.

— Ну, вот, собственно, и все. Рассказал. В Калькутте Эллингтон, Юсупова и Нойманн сели на торговое судно «Крейзи Джон». К этому моменту Эллингтон почти не вставал, у него начали проявляться болезненные изменения психики. В дневнике он то признается Элизабет в вечной любви — и эти записи полны восхищения и благодарности, — то обвиняет ее в каком-то заговоре и поливает девушку самыми грязными словами. Из этих бессвязных записей можно понять, что вскоре на судне вспыхнула эпидемия. Сегодня я дочитал до последней записи. Если верить датировке — хотя Эллингтон вряд ли мог в таком состоянии следить за календарем, — «Крейзи Джон» был недалеко от Египта. Но на корабле к этому моменту на ногах оставались только Юсупова и Нойманн. Команду и пассажиров сразила та же болезнь, что и Эллингтона. Я же говорю — чудовищная глупость! Как ни цинично это прозвучит, но «Крейзи Джон» к счастью до берега не добрался. Видимо, разбился где-то у побережья Африки. Иначе средневековая эпидемия чумы показалась бы Европе легкой простудой.

Девушка покосилась на Владимира, осторожно спросила:

— Но ты… м-м-м… если оценивать произошедшее с точки зрения ученого, ты разочарован?

— Чертовски, — признался Владимир. — Новая Гвинея, конечно, не Африка, разыскать ту долину можно и без подсказок Эллингтона. Хуже то, что он не успел ничего найти. Если бы хоть кто-то из них добрался до Европы! Тогда могли бы остаться статьи, подробные отчеты — хоть что-то более существенное, чем записи в дневнике давно забытого ученого, сделанные с чужих слов. Я даже не стану к директору соваться: никто не позволит организовать новую экспедицию, основываясь на такой эфемерной информации. Я сам бы не позволил.

— По-моему, ты поторопился с выводами.

— Что ты имеешь в виду?

Лиза улыбнулась.

— Ведь это очевидно. Если с корабля никто не спасся, как мог уцелеть дневник?

Владимир резко остановился, пару секунд стоял с открытым ртом, потом хлопнул себя по лбу и рассмеялся:

— Я болван! Ты права! И это наверняка был кто-то из членов экспедиции — скорее всего, сам Эллингтон. Никто чужой его дневник спасать бы не стал. Я должен был подумать об этом! Черт, аж стыдно!

Лиза погладила ученого по руке.

— Ну, перестань! Ты просто сосредоточился на другом. Ты очень умный! И ты обязательно создашь свое лекарство.

Владимир улыбнулся.