Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир
Гидеон скользнула назад, сохраняя дистанцию:
– Крукс, ты, наверное, имел в виду: «Иди сюда, или…»
– Иди сюда, и я тебя прикончу, – гаркнул старик. – Госпожа велела тебе явиться к ней.
Вот теперь по рукам Гидеон побежали мурашки. Она посмотрела на высящееся над ней пугало. Маршал посмотрел на нее в ответ единственным пустым глазом. Древняя броня как будто гнила вместе с его телом. Казалось, что морщинистая лиловая кожа может отвалиться с черепа кусками, но ему не было до этого дела. Гидеон подозревала, что Крукс, не обладая никакими способностями к некромантии, после смерти восстанет на чистой злобе.
– Можешь меня прикончить, – медленно сказала она, – но твоя госпожа пусть катится к чертям.
Крукс плюнул в нее. Это было омерзительно. Он потянулся к длинному ножу, который висел на плече в заплесневелых ножнах, сверкнула полоска клинка. Гидеон уже стояла на ногах, выставив ножны перед собой, как щит. Одну руку она держала на рукояти, вторую на устьице ножен. Они смотрели друг на друга: она – очень тихо, старик – громко, с хлюпом дыша.
– Не совершай ошибку, Крукс. Не бросайся на меня.
– Ты и вполовину не так хороша с мечом, как воображаешь, Гидеон Нав, – ответил маршал Дрербура. – Однажды я накажу тебя за дерзость. Однажды мы пустим тебя на бумагу. Однажды сестры Запертой гробницы оботрут ее твоими волосами. Однажды твои послушные кости будут ползать по местам, которыми ты брезговала, и полировать их твоим собственным жиром. Объявлен сбор, Нав. Я приказываю тебе идти.
Гидеон вышла из себя.
– Вали отсюда, говно старое, и расскажи ей, что я уже сбежала.
К невероятному ее удивлению, он развернулся и потопал к мрачному скользкому ярусу. Всю дорогу он спотыкался и чертыхался, а Гидеон сказала себе, что одержала победу, даже не успев проснуться, что Крукс был только бессильным символом власти, последней попыткой проверить ее – не окажется ли она столь глупа, чтобы вернуться за холодную решетку. К гнилому серому сердцу Дрербура. К еще более гнилому и серому сердцу его госпожи.
Она вынула из кармана часы: еще двадцать минут. Четверть часа и еще чуть-чуть. Гидеон больше не принадлежала дому. Она ушла. Никто и ничто ее не остановит.
* * *
– Крукс оскорбляет тебя перед кем попало. – Голос послышался за пятнадцать минут до отлета. – Он говорит, что ты подняла на него меч. Что предложила ему извращенную порнографию.
Гидеон снова покрылась мурашками. Она села прямее на своем неуклюжем троне из камней и положила часы на колени, внимательно глядя на крошечную стрелку, отсчитывавшую минуты.
– Я не дура, Агламена. После официальной угрозы Дому меня бы даже на туалетную бумагу для Когорты не пустили.
– А порнография?
– Я предложила ему великолепное произведение, изображающее грудь, а он оскорбился. Это был интересный момент. Когорте на это плевать. Я же говорила о Когорте? Ты же знаешь, что такое Когорта? Когорта, в которую я сбегаю… в тридцать третий раз?
– Детка, потише, – сказала ее мастер меча. – Я знаю, о чем ты мечтаешь.
Агламена вышла на тусклый свет. Голова капитана стражи Дома была покрыта неровными шрамами, а новую ногу ей вырезал какой-то не очень талантливый скелет. Нога эта постоянно подгибалась и придавала капитану вид здания, у которого внезапно увеличился фундамент. Она была моложе Крукса, но все равно страшно стара. Однако чистота и опрятность делали ее более живой. Маршал был воплощением Девятой, и он прогнил насквозь.
– Тридцать три раза, – устало повторила Гидеон и покосилась на часы: четырнадцать минут. – В последний раз она заперла меня в лифте. До этого – отключила отопление, так что я отморозила три пальца на ноге. Еще раньше она отравила мою еду, и я ходила кровью целый месяц. Продолжать?
Ее учительница не шевелилась.
– Это не вред. У тебя не было ее разрешения.
– Я имею право поступить в армию, капитан. Я здесь не в рабстве, а по индентуре. Я не ее имущество.
– Кстати, ты выбрала неудобный день для побега. – Агламена дернула подбородком. – Ты нужна Дому внизу.
– Ей грустно, и она отчаялась, – сказала Гидеон. – Она одержима. Она должна все контролировать. Она ничего не может. Я закрою рот и вытру нос. Я даже – запиши и цитируй, если хочешь – выполню свой долг перед Девятым домом. Вот только не говори, что, когда я спущусь, меня не ударят мешком по голове и я не проведу следующие пять недель в оссуарии.
– Эгоистичное дитя! Ты же не воображаешь, что наша госпожа звонит общий сбор только из-за тебя?
– Твоя госпожа подожгла бы Запертую гробницу, если бы это гарантировало, что я не увижу другого неба. – Гидеон посмотрела наверх. – Она бы, не моргнув глазом, сожрала младенца, если бы это позволило запереть меня навеки. Она жгла бы дерьмо на телах праматерей, чтобы испортить мне день. Твоя госпожа – самая мерзкая…
Агламена ударила ее – не трясущейся от злости рукой, как Крукс. Просто треснула по голове, как лающего пса. Голова Гидеон заныла от боли.
– Ты забываешь, Гидеон Нав, – коротко сказала мастер. – Ты не рабыня, но ты будешь служить Девятому дому до дня своей смерти и после нее, и ты не совершишь греха предательства, пока я жива. Колокол зовет на сбор. Ты пойдешь сама или опозоришь меня?
Когда-то она делала многое, лишь бы не опозорить Агламену. Ей легко было бы стать воплощением позора, но она питала слабость к старой солдатке. Никто в Девятом доме ее не любил, и Агламена тоже не любила, и она бы смеялась до своей сильно запаздывающей смерти, услышав такое. Но она готова была уступать, немного отпустить поводок и посмотреть, что Гидеон станет делать на свободе. Гидеон любила свободу. Агламена убедила Дом дать Гидеон меч, не заставлять ее прислуживать в алтаре или корячиться в оссуарии. Гидеон опустила глаза и вытерла рот тыльной стороной ладони. В слюне оказалась кровь. Гидеон обожала свой меч так, что вышла бы за него замуж.
А еще она видела, что минутная стрелка потихоньку движется. Двенадцать минут. Нельзя освободиться, если размякнешь. Несмотря на свою дряхлость и хрупкость, Девятые были крепки как сталь.
– Пожалуй, я тебя опозорю, – легко согласилась Гидеон. – Кажется, для этого я была рождена. Я по природе своей оскорбительна.
Лицо у мастера меча было очень старое