Сергей Вольнов - Зона Посещения. Калибр памяти

Добравшись до дома на автопилоте, я уселся на крыльце и начал выполнять тяжёлую и сложную работу – снимать кроссовки. Наконец у меня получилось, и я завалился в прихожую и дальше. Вместо того чтобы лечь в гостиной, на диванчике, попёрся на второй этаж. Как же мне тяжко было передвигаться… все эти неточные попадания в дверные проёмы, на ступеньки… И кой чёрт дёрнул переться наверх?! Удивительно, как руки-ноги не переломал.

По стеночке докарабкался до своего любимого, пережившего десятки разнообразных актов дивана и рухнул на него животом, плашмя, как будто сражённый вражеской пулей. Но уже меньше чем через минуту перевернулся на спину, потому что ощутил, как к горлу устремляется всё выпитое.

Совершенно случайно в поле зрения оказалась фотография мамы… и мне вдруг сделалось до того стыдно, что пришлось срочно закрыть глаза. Уже почти год, как она умерла, а я никак не могу смириться с этим, принять свершившееся. Вот сейчас мама покачает головой и начнёт читать нотации, мол, что же это её сын пьянствует… Всё-таки до чего непросто отвыкнуть от того, что самый родной, драгоценнейший человек больше тебе ничего не скажет в реале, и только в памяти продолжит звучать незабываемый голос!

Последний раз я видел маму живой, когда вернулся из армейки. А потом мне предложили пройти спецобучение и служить в ОБР… А в прошлом ноябре, стоя возле открытого гроба, я смотрел на спокойное, будто спящее женское лицо. Мама всегда выглядела не по годам молодой и запомнилась мне такой, а там лежала старуха, будто и не она вовсе… Жаль до жути, что так случилось. Сын-то сын, а за последние годы видел собственную мать всего дважды, да и то второй раз – уже мёртвую. Будто и не сын вовсе, а какой-нибудь дальний родственник.

Больнее всего становится, когда уже ничего невозможно изменить. И долг никогда не получится отдать, и ошибки не исправить при всём желании…

Проснулся я от жуткого сушняка и с удивлением обнаружил, что на мне до сих пор куртка и джинсы. Домой шёл напрямик через лес и потому по дороге вступал в грязь и влезал в какие-то колючки. Теперь всё это переместилось на покрывало. Ну, вот что я за человек?! Обязательно что-нибудь испачкаю!

Попробовал встать и чуть не потерял сознание: голова закружилась, в мозгу застучали тысячи молоточков, руки-ноги задрожали… Похоже, сурово перепил накануне. Ведь зарекался не смешивать! А-а-а, горбатого только могила исправит.

В итоге я не придумал ничего лучшего, кроме как сползти с дивана. Так хотя бы в голове стучит меньше.

Осмотревшись, увидел на тумбочке бутылку холодного чая. Тумбочка, как назло, стояла в дальнем конце спальни. Выругавшись, я осторожно поднялся и начал прокрадываться к заветной ёмкости. Пока приближался к цели, всё пытался вспомнить, откуда здесь вообще чай? Ну и балда ты, Коршун! Прошлой ночью в этой комнате спала твоя женщина! А она – любительница попить среди ночи.

Что-то у меня с памятью… опять провал… Впрочем, после сотрясения мозга и двух контузий бывает и похуже. Мне ещё, можно сказать, крупно повезло.

Холодный напиток приятно увлажнял пересохшую слизистую и не менее приятно нейтрализовывал жжение в пищеводе и желудке. Хорошо-то как! Прям райское блаженство… Я бы, наверное, выпил всю бутылку, но тут моё внимание привлекло странное свечение, невесть откуда взявшееся за окном.

– Чё за херня-то, блин?! – прокомментировал я вслух.

Действительно. Иначе и не назовёшь яркое молочно-белое свечение посреди леса.

Холодный чай заставил сушняк временно отступить, и поэтому организму снова было сносно. А когда увидел пачку «Винстона» на подоконнике – стало уж совсем замечательно. Я подгрёб к окну, закурил сигарету и начал рассматривать странное свечение. К счастью, по пьяни у меня не зашкаливает храбрость, не то попёрся бы в лес, узнавать, что и как.

Свечение тем временем становилось то ярче, то тусклее, будто его источником являлась отживающая своё лампочка. Сие зрелище меня так заворожило, что в какой-то момент я буквально выпал из реальности. Вернулся, когда истлевшая сигарета обожгла пальцы. Ну и ладно. Закурю новую.

Но стоило со стороны свечения возникнуть человеческому силуэту, как я поперхнулся дымом и моментально протрезвел. Сильный кашель заставил меня согнуться и закрыть глаза. Когда я выпрямился и снова посмотрел в окно, то увидел тёмный, дремучий лес. Прямо как в сказках. Деревья, похожие на застывшие костистые лапы, выглядели настолько неприступно и естественно, что я всерьёз начал подумывать о том, что молочный свет мне попросту привиделся. Пришлось заподозрить: да к тебе, Коршун, по ходу, «белочка» в гости просится!

Через некоторое время накатила слабость, и я снова прилёг. На часах без пятнадцати пять, а вставать, несмотря на выходной, в семь утра нужно – кормить Дозора. Фиг выспишься, в общем. Впрочем, сам виноват.

Как назло, не спалось. Я повернулся к окну и принялся смотреть на звёзды. Очень скоро мне удалось заметить среди рассыпанного на чёрном холсте сверкающего бисера яркую, плавно движущуюся точку…

С мыслью о том, что вот было бы здорово, чтобы исполнилось желание улететь на какую-то другую планету и там начать жизнь с нуля, без груза прошлого, накопившегося в памяти, я и провалился в сон.

Снились мне чаще всего фрагменты из реально пережитого наяву. Светлое и радостное почти никогда, всё больше мрачные и тяжёлые моменты, никак не желающие улечься на дно подсознания.

…Майор Щебенев повёл стволом «калаша», указывая, и сказал:

– Вон там наш самолёт.

– Осточертели мне эти джунгли, – буркнул сержант Сушинский. – Скорей бы уже отсюда улететь.

– Что ж ты, Макс, так торопишься? – с иронией спросил сержант Афиногенов. – Ты же всю жизнь мечтал побывать в какой-нибудь Флориде!

Афиногеша – душа отряда. В нём всегда столько желания и энергии! Да и вообще солдат и товарищ он отличный. Единственное, что раздражает, так это любовь сержанта к подколкам и остротам. Особенно доставалось его лучшему другу и тёзке Сушинскому. Поначалу и не скажешь, что они друзья. Но если вдруг какая-нибудь беда – а наш отряд повидал достаточно бед, – то Гепард (Афиногенов) и Бармалей (Сушинский) встанут спиной к спине, чтобы защитить и дать отпор. Впрочем, сержанты без колебаний придут на помощь любому члену отряда. В подразделения особого назначения подбирают не абы кого, а тех, кто ладит с товарищами по оружию. Можно даже сказать, что парни из любой группы ОБР – братья.

Сушинский сделал вид, что не услышал вопрос. Он достал из крепления на поясе фонарик и подсветил карту.

– Топаз, – обратился он к майору, – как пойдём? Напрямик через джунгли или в обход, через ручей на востоке?