Виталий Романов - Охота на монстра

Славцев не мог и не хотел об этом думать. Он знал одно: враг! Где-то там, в поле, в стремительно надвигающейся ночной темноте – враг! Убийца!!! Тот, кто метнул гранату в сторону позиций роты Славцева. Да как удачно метнул – кусок смертоносного металла соскользнул через бруствер вниз. На беду. Под ноги Кристине.

Враг!!! Славцев с ревом дернулся вверх, выбросил ствол лазера вперед, готовясь испепелить все, что находилось в секторе обстрела. И тут же кто-то навалился на спину, и звуки – «ожили», появились, нахлынули разом.

– Не стрелять, капитан! – голос командира батальона – хриплый, басовитый – невозможно было не узнать. – Не стрелять!!!

Неужто сам комбат Бычков навалился сзади, выкручивает руки?! Крепкий, сволочь! Отпусти! Отпусти, подполковник! Тебе не понять! Тебе не понять! Я должен… Должен уничтожить эту гниду, что убила Кристи… Отпусти. По-хорошему!

– Не сметь, Славцев! – его стянули вниз, в окоп. Кажется, держали втроем. – Не сметь! Не стрелять! На провокации – не отвечать! Есть приказ – огонь не открывать! Огонь не открывать!

В ствол лазера вцепились сразу двое, не давая поднять, прицелиться. И тогда Славцев выпустил автомат из рук, выбросился из окопа с десантным ножом. Один. В стремительно надвигающуюся ночную тьму. Мстить!!!

Он бежал чуть пригнувшись, не маскируясь – туда, откуда прилетела граната. Пер на острые, жалящие иглы лазеров, атакуя так, как это делает смертельно раненный зверь. Зверь, презревший боль, ледяной ужас близкой кончины. Атакующий последний раз в жизни, и от этого – неуязвимый.

Кажется, он что-то орал, что-то непонятное никому, ни одному разумному человеческому существу. И лишь тот, кто бросил гранату, все понял – не мог не понять.

Капитан Славцев несся по черному полю, каким-то звериным чутьем угадывая ямы-ловушки, мотки колючей проволоки, установленные мины-растяжки. Ему было совершенно все равно – сколько преград на пути к тому, кто убил Кристи.

В те секунды Славцев мог пройти все – не было такой силы, которая могла бы остановить капитана. И он настиг врага, ошалевшего от страха, пытавшегося приникнуть к земле, любой ценой избежать встречи. Но Славцев нашел его, и десантный нож много-много раз взлетал над головой вместе с фонтанами крови. Андрей что-то орал – больное, отчаянное – и не видел, что следом за ним в атаку, нарушая приказ комбата Бычкова, поднялась вся рота. Без криков «Ура!», молча. Совсем не так, как обычно солдаты идут в бой.

Кристина была неравнодушна к Славцеву, но ее взаимности добивались многие. Весть о том, как погибла красавица-сестричка, мгновенно разлетелась по окопам. Многие восприняли это как личное оскорбление. Как вызов, на который не может не ответить настоящий мужчина.

Славцев ни о чем таком не думал. Красные иглы лазеров плясали вокруг, метили в лицо, а он все рвался вперед, сквозь чужие защитные линии – туда, где оставались люди, из-за которых погибла его Кристи.

Не люди. Мясо. Мясо, которое он должен разделать ножом. Нарезать ломтями. Выбить из мяса дух, пропитать его кровью и страхом. Паническим ужасом.

…Рота капитана Славцева прошла точно по стрелочке, красиво нарисованной на карте штабными стратегами, просто она сделала это на семь-восемь часов раньше, чем было запланировано. Однако командующий фронтом сумел вовремя сориентироваться в ситуации: батальоны гвардии включились в работу, мобильные резервы быстро направили к точке прорыва вражеской защитной линии. Подвижные бронетанковые колонны втянулись в «рану» на теле противника, фиксируя и расширяя успех внезапного удара.

Только все это происходило уже без Андрея. К утру – спустя много часов после смерти Кристины – Славцев окончательно осознал, что ее не вернуть. Даже если у тебя руки по локоть в крови. Он лежал на бруствере вражеского окопа, возле командного пункта противника, среди трупов повстанцев, и плакал – не от боли, не от полученных ран – от собственного бессилия.

…После того, что сделал капитан, было два варианта развития событий. Или дисбат – за неподчинение командиру, за нарушение приказа, или звезда Героя – за мужество и отвагу при взятии вражеского укрепрайона. За личную доблесть.

Дали звезду Героя. «Везун», – так сказал бригадный генерал, вручая награду Славцеву. Только Андрей не сохранил ее – закопал в землю, на той самой планете возле Альфарда. Похоронил в могиле вместе с Кристиной.

Альфард… В переводе: сердце Гидры. На Сорее, маленькой голубой планете, осталось его сердце. В могиле, наполненной черной жирной землей. Крест сварили из обломков вражеских «ежей» – тех самых, через которые прошла передовая рота Славцева. Лазером вывели на табличке имя, а на холмик, кроме цветов, положили чистый белый халат.

…От ускорения перехватило легкие – «Осел» стартовал с Дениза. Бывший капитан Славцев открыл глаза, уставился в потолок.

…Тогда, в первую минуту, увидев Памелу Йоханссон возле «Осла», Андрей на миг потерял рассудок – волна, поднявшаяся из глубины души, ударила в голову, ослепила. Он ошибся. Памела была очень похожа на его Кристину, и он вдруг поверил, захотел поверить, что случилось невозможное: девушка уцелела и выжила каким-то чудом.

Но спустя миг сердце страшно заныло: он понял, что перед ним – другая. Его Кристи никогда не красилась так ярко – в действующей боевой армии это вообще выглядело бы фальшиво и вызывающе для медсестры, которая выхаживала раненых. Хотя и темно-серые глаза, и черные волосы, и приподнятые «удивленные» брови, и полноватые губы…

Памела Йоханссон действительно очень напоминала девушку, оставшуюся в сырой земле, в могиле возле Альфарда.

Переждав разгонную кривую, выводившую за атмосферу, Андрей поднялся с койки, добрел до шкафчика, нащупал в глубине «резервную» бутылку водки. Откупорил, приложился к горлышку. Сделал несколько больших глотков. Зажмурился.

К нему вернулось то, от чего он старательно хотел убежать. Хотел забыть, не думать – не получилось. Теперь предстоит провести несколько трудных дней – пока Памела Йоханссон вместе со своим грузом не исчезнет из его жизни. Тогда надо попробовать все сначала. Крепко выпить. Забыться. Забыть. А потом, быть может, удастся жить как другие люди…

Славцев вновь приложился к горлышку, потом уселся на койку, бессмысленно глядя на металлическую стену каюты.

– Черт тебя дернул выбрать «Осла»… – прошептал он, обращаясь к Памеле, которая находилась где-то неподалеку, в одной из гостевых кают транспортного судна.

Юрген Шлиман очнулся в белой палате и сразу же, еще не успев повернуть голову, понял: он не на «Медузе». Физик не смог бы объяснить, как он почувствовал это, просто точный ответ появился в мозгу сам по себе. А еще промелькнули какие-то смутные, бессвязные воспоминания, будто один раз он уже открывал глаза, только мир вокруг сильно завертелся, и Юрген провалился обратно, в черный покой.