Дмитрий Казаков - Идеальное отражение

Понятно, что сейчас ночь, что Упырь скорее всего спит...

Но я же не могу ждать до утра?

Кнопку я нажал только со второй попытки, во время первой замерзшие пальцы не послушались. Прошло несколько секунд, показавшихся мне годом, и коммуникатор породил хриплый и мрачный голос.

– Чего надо? – спросил он.

– От-открывай, – выдавил я, пытаясь справиться с трясущейся челюстью. – Это Лис...

– Какой Лис? – спросил Упырь. – Он на Обочине должен быть. Ходят тут всякие, спать мешают. Сейчас как нажму сенсор, и огнемет заработает, останется от тебя только пепел...

– Не по рыбе кит, а по киту рыба, – выудил я из глубин памяти кодовую фразу. – Пу-пускай!

Фразу эту старый торговец устанавливал сам и менял раз в неделю, сбрасывая через М-сеть тем из сталкеров, кому доверял. А доверием его пользовались только испытанные, давно знакомые Упырю люди, или те, кого лично рекомендовали такие знакомые.

– Так бы сразу и сказал. – Голос барыги, что в прошлом отзывался на Федора Тимофеевича и был хирургом местной больницы, слегка подобрел. – Заходи, гостем будешь.

Дверь щелкнула, я ввалился в слабо освещенный коридор и, пройдя его, очутился в небольшой комнатке, которую хозяин именовал «карантином». Упырь оказался тут, сидел в обычной позе за столом, прятал одну руку под ним, а во второй держал блестящий термос.

Судя по запаху, пил он кофе.

Увидев меня, мокрого и по сталкерским меркам голого, Федор Тимофеевич выпучил глаза.

– Ты чего это?! Совсем рехнулся, придурок?! – воскликнул он. – Что тебе надо?

Внешне Упырь не очень привлекателен – старый, сгорбленный, да и носит всегда какие-то грязные фуфайки. Но зато форма целиком соответствует содержанию – внутри всего этого прячется душонка истинного, прожженного торгаша. Обитателя подвальчика поблизости от тамбура Соснового Бора заботит лишь одна вещь – его собственная чистая прибыль.

– Помощи... – ответил я, изо всех сил пытаясь не упасть. – Я заплачу тебе... потом... ты меня знаешь... я свое слово держал всегда... но ведь если умру, то не заплачу?

Я почти видел, как в глазах Федора Тимофеевича мелькают циферки.

Понятное дело, что сейчас с меня толку, как с козла молока, и что на то, дабы привести меня в форму, придется слегка потратиться. Но, с другой стороны, я славен тем, что честен, и если обещаю заплатить много, то заплачу, если сам не помру, конечно.

Так что Упырь оценивал то, что умники называют «инвестиционным риском».

– Ладно, – буркнул он наконец. – У меня здесь не богадельня и не больница... и не благотворительный фонд...

Но тут уж силы мои закончились, и я благополучно шлепнулся в обморок.

Очнулся я от боли, терзавшей мое многострадальное тело, и особенно сильной была в руках и ногах. Открыв глаза, понял, что лежу, что надо мной нависает харя Упыря, а еще выше находится грязный потолок.

– Ага, очухался, – с чувством глубокого удовлетворения заметил Федор Тимофеевич. – И попробовал бы ты этого не сделать! Я на тебя целую аптечку потратил, свел ее до нуля.

Ну, это старый торгаш слегка привирает – чтобы потратить ресурсы портативной аптечки, надо очень сильно постараться, скажем, вытащить с того света бедолагу, у которого обожжено восемьдесят процентов кожи. И делает Упырь это не просто так, а с умыслом, набивает себе цену и заодно растит счет, который мне в конечном итоге выставит.

– Ходить-то буду? Ничего не отвалилось? – спросил я.

– Вроде ничего, – Упырь захихикал. – Хотя я не все органы смотрел, некоторые мне без интереса.

– Надеюсь, – я попытался сесть, и это у меня получилось.

Очертания комнаты поплыли перед глазами, исказился силуэт стола, старинного, вроде бы даже деревянного шкафа в углу. Но это безобразие закончилось мгновенно, стоило мне слегка встряхнуть башкой, и все вокруг стало нормальным.

Время, если верить часикам встроенного в мой непутевый череп нанокомпа, подходило к пяти утра, и это значит, что без сознания я провалялся больше семи часов – очень, очень долго.

– К мнемотехнику тебе надо, – сообщил Федор Тимофеевич тоном изрекающего откровение пророка. – Даже я вижу, что с имплантом твоим главным не все в порядке. И скажи-ка, друг любезный, что с тобой случилось-то?

Да уж, ситуация нерядовая – посреди снежной ночи к торговцу является сталкер без оружия и снаряжения. Так что любопытство барыги выглядит естественным. Да только для Упыря любая информация – тот же товар, который к тому же можно продать не одному покупателю.

Поэтому и отвечать ему следует осторожно.

– Новая ловушка, – сказал я, ничуть не погрешив против истины. – Там, на востоке, к югу от Лубенского озера, а вокруг нее куча известных, и так много, как я, отвались мой хвост, никогда не видел.

– Так ты оттуда приперся?

– Эх, батя, – я поглядел на торговца с осуждением. – Ты что, русских сказок не помнишь? Сначала накорми-напои добра молодца, а потом вопросы задавай. А то у меня в брюхе урчит.

– Вот нахал! – заволновался Федор Тимофеевич. – Добрый молодец выискался! Хрен с бугра ты, а не молодец, и голодранец вдобавок! Тебе тут что, ресторан, лисье отродье?

Но язык, как говорится, метет, а карман денег жаждет, и поэтому через пять минут я получил банку древней армейской тушенки, бутылку воды и даже стограммовку водки в пластиковой упаковке.

Это, чтобы повысить мою разговорчивость.

Употребив съедобную биомассу внутрь и вмазав прозрачного, я обследовал собственный организм – руки и ноги все еще болят, но двигаются, следов обморожения нет, глаза видят, уши слышат, импланты вроде работают, и серьезных сбоев будто бы не имеется.

– Ну чего, так и будешь молчать? – напомнил о себе присевший к столу Упырь. – Продолжай!

– А чего продолжать? – Я пожал плечами. – В ловушку попал, без всего остался, но видишь, до тебя добрел. Теперь мне снаряжение нужно и оружие, чтобы обратно в дело вернуться и тебе долг отдать. Оденусь, обуюсь и поползу от тебя, солнцем палимый, в смысле, метелью треплимый...

На самом деле мне надо добраться до Старой Зоны, где в хорошо замаскированном схроне неподалеку от Обочины лежит моя собранная за многие годы заначка – деньги, чистые н-капсулы, кое-какие артефакты, вот только Федору Тимофеевичу лучше об этом не знать.

– Поползет он, – Упырь заволновался сильнее. – Кое-что я для тебя найду, но скажи-ка, друг любезный, чего ты на ночь глядя в ту степь поперся? С чугунками в салки играть?

– Работа была, – сказал я честно. – Да только, как видишь, я ее провалил...

Сканеры, выданные мне научниками, мой дубль то ли прибрал себе, то ли просто выкинул за ненадобностью. При воспоминании о явившемся из «Мультипликатора» двойнике у меня прямо-таки зачесались ручонки.