Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир
– Только не вздумай использовать его для ударов, ради бога. Только парируй.
– Странно. Ты меня тренировала без этой штуки.
– Гидеон, – объяснила капитан, – после одиннадцати жутких недель, когда я тебя колотила до полусмерти и смотрела, как ты тупишь, как страдающий водянкой младенец, ты каким-то чудом дотянула до самого-самого хренового рыцаря. – Это была серьезная похвала. – Но если ты попытаешься задействовать вторую руку, то сразу запутаешься. Используй кастет для баланса. Оставь его на тот случай, если кто-то пробьет твою защиту, хотя лучше просто никому не позволяй этого делать. Постоянно двигайся. Перетекай с места на место. Помни, что твои руки отныне – просто сестры, а не близнецы. Одна выполняет движение, а вторая его поддерживает. Молись, чтобы на тебя в бою не смотрели слишком внимательно. И прекрати блокировать каждый удар!
В последний день Девятый дом наводнил посадочную площадку (пришли все, но место на ней еще осталось). Грустно было смотреть, как они снова и снова с радостью целуют подол Харроу. Они опустились на колени и принялись молиться с жуткими пратетушками во главе, пока Преподобная дочь стояла и смотрела, спокойная и бескровная. Скелеты ковырялись на уровнях выше.
Гидеон заметила отсутствие Преподобных отца и матери, но не стала об этом думать. Думала она о колючей одежде с чужого плеча, о болтающейся на боку рапире, о краске, которая уже казалась второй кожей. Но все же она удивилась, когда Харроу заговорила:
– Братья и сестры, слушайте. Мои отец и мать больше не будут с вами. Мой отец запечатал проход в гробницу, что всегда должна оставаться запертой, и они решили продолжать свое бдение за этой стеной вплоть до моего возвращения. Маршала я назначаю своим сенешалем, а капитан станет маршалом.
Будто подчеркивая чутье Харроу на драму, зазвонил Второй колокол. В шахту стал медленно спускаться шаттл, затмевая и без того тусклый свет равноденствия. Впервые Гидеон не ощутила всепоглощающего ужаса и подозрений: вместо этого в животе стало щекотно от предвкушения. Второй раунд. Поехали.
Харрохак посмотрела на людей Девятого дома. Гидеон тоже. Разнообразные монашки и насельники, старые паломники и стареющие вассалы, угрюмые суровые и строгие лица адептов и мистиков, безрадостных мужчин и женщин, серого и скучного народа, который дал Гидеон жизнь, но никогда не выказывал доброты и сочувствия. Лицо Харроу сияло страстью и задором. Гидеон могла бы поклясться, что в глазах у нее стоят слезы, да вот только такой жидкости не существовало во вселенной: ненависть иссушила Харроу, как мумию.
– Мой возлюбленный дом. Знайте, что где бы я ни была, сердце мое навсегда останется здесь.
Звучало так, как будто она в действительно это чувствовала.
– Молю, чтобы гробница оставалась замкнутой, – затянула Харроу, и Гидеон поймала себя на том, что повторяет за ней. Потому что других молитв она никогда не знала, и произносила эти слова машинально, как будто они не имели смысла. Она замолчала, когда замолчала и Харроу. А та сцепила руки и добавила:
– Я молюсь за наш успех – ради Дома. Я молюсь за ликторов, верные руки Императора, я молюсь за то, чтобы оказаться приятной его глазу. Я молюсь за рыцаря…
Гидеон поймала взгляд темных, обведенных черной краской глаз, и мысленно продолжила: «Чтобы этот рыцарь задохнулся в собственной блевотине насмерть».
– Да будет так, – произнесла Госпожа Девятого дома.
Шуршание и стук молитвенных костей почти утонули в гудении приземляющегося шаттла. Гидеон отвернулась, не собираясь прощаться, а потом увидела Агламену, с трудом вытянувшую руку в салюте, и впервые поняла, что может больше ее не увидеть. Милостью божьей, она больше никогда сюда не вернется. На мгновение все показалось странным и неустойчивым. Дом стоял в своем ужасном величии, потому что она смотрела на него, он существовал, потому что она следила за ним, видела, как он живет, черный и неизменный. При мысли о том, что она уйдет, Дом вдруг показался очень хрупким. Как будто он рассыпался бы, стоило бы ей отвернуться. Харрохак двинулась к шаттлу, а Гидеон с отвращением поняла, что плачет. По накрашенному лицу текли слезы.
А потом эта идея вдруг показалась ей прекрасной. Она отвернется, и Дом сразу рухнет. Когда Гидеон уйдет, он исчезнет, как дурной сон. Мысленно она подкопала стены огромной темной пещеры и похоронила Дрербур в недрах скалы. Посмотрела, как лопнул Крукс – как мусорный мешок с мерзкой жижей. Но она отсалютовала Агламене так четко и гордо, как любой солдат в первый день службы, и с удовольствием увидела, что старая учительница закатила глаза.
Когда они подошли к шаттлу, люк откатился в сторону с приятным щелчком. Гидеон наклонилась к Харроу, которая напоказ вытирала глаза. Некромантка отшатнулась.
– Платочек хочешь? – жарко прошептала Гидеон.
– Хочу посмотреть, как ты сдохнешь.
– Все может быть, Нонагесимус, – довольно сказала она. – Все может быть. Вот только не здесь.
7
В космосе Первый дом светился, как огонь на воде. Окутанный белым дымом атмосферы, голубой, как газовое пламя, он обжигал глаза. Он прямо-таки заливался водой, задыхался в этом голубейшем сиянии. Даже сверху виднелись плавающие цепочки квадратов, прямоугольников и овалов, пятнающие голубизну серым, зеленым, черным и коричневым: разрушенные города и храмы Дома давно мертвого и неубиваемого. Дремлющего престола. Где-то далеко его царь и император восседал на своем троне и ждал. Страж, защищающий Дом, но не имеющий шансов в него вернуться. Господин Первого дома был Господином неумирающим, и он не возвращался уже более десяти тысяч лет.
Гидеон Нав прижалась лицом к сетчатому окну шаттла и смотрела, как будто не могла насмотреться, смотрела, пока глаза не покраснели и не заслезились, пока перед ними не зароились большие прозрачные мушки. Все остальные окна были плотно закрыты на протяжении всего путешествия, которое заняло около часа. Они с удивлением обнаружили, что за экраном, который Харрохак спокойно подняла в ту же секунду, как они оказались на борту, не было пилота. Кораблем управляли дистанционно, а это обходилось недешево. Никто не мог приземлиться на территории Первого дома, не получив явного приглашения. Можно было нажать на кнопку и поговорить с далеким навигатором, и Гидеон ужасно хотелось услышать чужой голос, но Харроу снова подняла экран с решительным видом.
Она казалась усталой, измученной и даже уязвимой. Все время полета она сжимала в руке молитвенные кости и порой угрюмо ими щелкала. В комиксах Гидеон адепты Когорты старались сидеть