Говорящие кости - Кен Лю
Стыдиться транскрипции устных историй адюан, сравнивая ее с пестрым ковром логограмм ано, – это то же самое, что выказывать пренебрежение к полету орла в сравнении с гордой поступью павлина или высмеивать невзыскательное толченое таро с кусочками рыбы на фоне роскошного банкета Дара. Просто это два разных вида красоты, каждый из которых удовлетворяет вкус своего народа.
Тем не менее Дзен-Кара пыталась понять, не являются ли эти многочисленные контрасты между Тан-Адю и Дара – простота против изощренности, прямота против софистики, искренность против общения из-под маски – просто игрой, основанной на суждениях дара относительно адюан? Не подчиняется ли она на свой лад суждению о существовании непреодолимых различий между так называемыми «адюанским» и «дарианским» складами ума – постулату, истинность которого даже не подвергается сомнению среди образованных дара? В чем же тогда решительное отличие самой Дзен-Кары от столь презираемых ею угодливых «профессиональных адюан»?
Противоречие заключалось в том, что, хотя сердце ее билось в одном ритме с адюанскими историями, ум, однако, тяготел к красоте выражений классического ано. Вместо того чтобы попробовать записать древние сказания буквами алфавита зиндари, она попыталась перевести их на классический ано, а затем изложить перевод при помощи логограмм. Тут ей наконец стали доступны все возможности изученной в Дара литературной композиции: визуальные каламбуры, искрящиеся метафоры, сочные гиперболы, восемьдесят один риторический троп, сорок девять расширенных идиом… Занимаясь этой работой, Дзен-Кара прекрасно отдавала себе отчет в иронии ситуации. Чтобы записать истории предков на уровне, достойном ее любви к ним, приходилось прибегать к отсылкам к героям другой культуры, использовать язык, на котором ее предки никогда не говорили, переплавлять богов своего народа по образу и подобию чужеземных.
Так или иначе, записать все на классическом ано Дзен-Каре не удалось. Было много фрагментов, где этому языку не хватало точного слова, уместной фразы, верного элемента, способного безошибочно провести корабль читателя в нужный порт через бескрайнее море, полное смысловых мелей. Опыт ее предков, равно как и ее собственный, невозможно было передать посредством классического ано, не внося изменений.
И она их внесла. Дзен-Кара вписывала в колонки классического ано новые логограммы или втиснутые в пространство слов-квадратов подвергнутые транскрипции адюанские слова и выражения. Она заимствовала и крала, осторожно вклинивала и решительно вбивала, раздирала на части и склеивала заново – и наконец изобрела алфавит, состоящий из смеси букв зиндари, передающих адюанские звуки, и логограмм, призванных обозначать нечто новое. Девушка рассматривала это как первый шаг на длинном пути к созданию подлинной и полноценной адюанской литературы, а не жалкого переложения устной традиции.
Перевод был таким же неизбежным этапом в переходе ее народа от устного народного творчества к литературному, как и ее собственный переезд с Тан-Адю в Дара.
– Что ты там такое пишешь? – со смехом спросила старшая сестра. – Это же не адюанский и не дара, ни рыба ни мясо.
– Мы специально ездили в Дара, чтобы вернуть наших богов, – сказал старший брат. Вид у него был одновременно смущенный и разочарованный. – Я думал, что ты намерена записать наши истории так, чтобы никто не смог отнять их у нас, а не превратить Тан-Адю в подобие Большого острова.
Меланхолия окутала сердце Дзен-Кары, как падающие осенние листья покрывают землю. Она вовсе не пыталась превратить Тан-Адю в подобие Дара, но стремилась показать красоту родной страны в красках, которые научилась видеть другими глазами, заложить фундамент будущей адюанской литературы на камнях, позаимствованных на других островах, сохранить навеки древние истории и богов Тан-Адю.
Ведь Тан-Адю менялся, и деревни ее детства больше не существовало. Народ теперь поклонялся Фитовэо и Тутутике, платил за лекарства, привезенные из Диму и Сарузы, мечтал купить гинпенские шелка и мюнингский фарфор.
– Какая разница, если шаманы назовут богов другими именами? – бросил беспечно старший брат. – Что за беда, если людям хочется иметь больше разноцветной одежды и прочной посуды? Дух Тан-Адю никуда не денется.
Старшие братья и сестры Дзен-Кары, как родные, так и двоюродные, довольствовались торговлей с Большим островом и Волчьей Лапой, выступали в качестве переводчиков и использовали полученные в Дара знания как инструмент, вроде металлической лопаты или поднимающего воду винта. Им было невдомек, что нельзя заимствовать материальную культуру другого народа, не позаимствовав также дух ее создателей, и что текущий период видимого равновесия только маскирует зреющий кризис веры. Они не понимали, что, если перед ними стоит задача сохранить дух Тан-Адю, необходимо осуществить кардинальные перемены, прибегнуть к фундаментальной трансформации.
– Людям нет нужды учить твой странный алфавит и осваивать чудны`е способы рассказывать старые истории в новой форме, – заявила старшая сестра. – Вполне достаточно и того, чтобы некоторые из нас умели говорить на дара и читать на классическом ано, – дабы торговцы нас не обманули.
«Нет, этого недостаточно!» – хотелось закричать Дзен-Каре. Со временем все больше молодых адюан, подобно ей, пожелают познакомиться с Дара. Если не укрепить культуру предков, не сделать истории старших такими же прекрасными, как те, что рассказаны в книгах дара, не создать свою литературу, произведения, способные встать в один ряд с многочисленными томами писателей Дара, то многие адюане пойдут по стопам Дзен-Кары и утратят веру в собственное наследие, как это уже почти случилось с ней самой.
– Нет необходимости ничего менять, – заверил девушку старший двоюродный брат. – Это всего лишь твои страхи.
Но ведь перемены уже происходят! Дзен-Кара горячо верила, что ее неловкие эксперименты по созданию гибридного языка, по усилению адюанских традиций частями и элементами из культуры дара, не просто лучший путь вперед, но единственный из всех возможных.
– Ну как могут они не видеть то, что вижу я? – жаловалась Дзен-Кара отцу. – Почему не разделяют моих устремлений? Ну скажи, разве ты сам не чувствуешь, как издалека надвигается цунами, чтобы смыть все, что нам дорого?
Однако в ответ вождь Кайзен, любивший младшую дочь за бесстрашие и горячность, спросил у нее:
– Ну почему ты так носишься с этими дара? Почему ищешь свой путь по их ориентирам? Разве ты не видишь, что именно любовь к этому народу, который, будем говорить откровенно, так тебя и не принял, и породил тот страх, что заставляет тебя мечтать о Тан-Адю, больше похожем на Дара?
Дзен-Кара испытала настоящее потрясение. Она совсем не ожидала услышать такие слова от отца. Не он ли сам, когда она была еще ребенком, так переживал насчет мягкого вторжения Дара в их архипелаг? Неужели ему не понятно, насколько эта угроза опаснее сейчас, чем была прежде? Традиции погибают, когда перестают усваиваться, развиваться, расти. Без перемен, за которые она ратует,