Андрей Быстров - Если останемся живы...
— Не нужно со мной так говорить, — сухо сказал он.
Саманту на носилках перенесли в машину.
Конти высокомерно откланялся. Шум автомобиля медленно стих вдали. В гостиной показался Лесли.
— Теперь займемся вами, мистер Энджел, — с угрозой проговорил Корин. — Что все это значит?
— Сейчас расскажу. — Лесли заметно оправился от потрясения, когда узнал, что Саманта жива и, возможно, ее удастся спасти. — Но не найдется ли у вас чего-нибудь выпить?
— Найдется.
— О'кей, — обрадовался Лесли. — Тогда пойдемте к вам, и вы услышите историю на десять баллов… Пошли, я больше не могу оставаться в этом ужасном доме.
— Так это ваш дом? — Корин с любопытством огляделся.
— Не совсем, — смутился Лесли. — Я снял его, чтобы…
— Чтобы следить за мной, — заключил Корин. — Вы не промах, мистер Энджел. Но как бы мне убедить вас писать статьи о чем-нибудь не столь взрывоопасном? Вы музыкант, вот и писали бы о музыке…
В ответ Лесли фыркнул, достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Корину.
— Что это? — тот не дотронулся до листа.
— Эксклюзивный контракт, — пояснил Лесли. — Подписанное Шалимовым и Самантой обязательство передать информацию мне. Саманта ранена, а Шалимов исчез, но если все завершится благополучно, я буду об этом писать. И вы меня не запугаете. Пока еще я гражданин свободной страны.
Корин вздохнул. Нет, Лесли безнадежен.
— Отложим дискуссию на неопределенный срок. — Он встал. — Идемте, у нас времени в обрез.
Они вернулись в квартиру Корина, и Лесли получил наконец щедрую порцию виски. Он выпил и крякнул с видимым облегчением.
— Ну вот, так куда лучше… Я сам не свой от всех этих дел.
— Итак, — приступил Корин к допросу. — Как вы вышли на астронавтов, я догадываюсь. О содержании ваших бесед — тоже. Нечто в этом роде Шалимов предлагал и мне. Важно вот что: рассказывал ли он вам хоть что-нибудь конкретное о террористах? И куда его увезли бандиты?
— В Россию, — брякнул Лесли.
— Что? — прищурившись, Корин воззрился на него.
Лесли рассказал об услышанном в погребе разговоре.
Корин хлопнул ладонью по столу.
— Как ни крути, а получается, что вы второй раз оказываете нам бесценную услугу, Энджел. Сначала вы спасли Стефи и поймали Соммера, теперь вот это…
Лесли приободрился.
— Не забудьте, что я первым узнал о смерти Каннингхэма и Эпилгейта, — напомнил он.
— Да, но уж больно вы беспокойны… Никак не соображу, чего от вас больше — пользы или хлопот… И все же я осмелюсь дать вам совет, правда, не оригинальный Здесь становится жарковато, полезнее для вашего здоровья переменить климат, уезжайте в Америку.
— Спасибо, — набычился Лесли, — но со своими проблемами я как-нибудь управлюсь сам.
— Так это же совет, а не приказ, — пожал плечами Корин. — Вы умный человек, вам и решать…
Но из особняка уезжайте сейчас же. В отель, на квартиру, куда хотите.
— Я не идиот, — обиделся Энджел. — Если я вам больше не нужен, пойду собирать чемодан.
— Мне вы больше не нужны, — подтвердил Корин.
Энджел направился к двери, но Корин окликнул его.
— Лесли!
— Что? — обернулся Энджел.
— Вы славный парень, Лесли. Когда все это закончится, мне хотелось бы выпить с вами по рюмочке. Поэтому прошу вас, уцелейте.
Лесли улыбнулся и вышел.
Корин закурил. Итак, Россия. Все сходится в одну точку: рассказ Соммера, собственное расследование Корина в Бельгии, фоторобот детектива Шарпа и теперь, похищение Шалимова. Если только Шалимов сам не замешан в дьявольской игре террористов… Слова, произнесенные в гостиной особняка Энджела, могли быть просто шутливым замечанием сообщников.
Приехавший в пять утра Коллинз застал Корина у переполненной пепельницы в облаках табачного дыма с наполовину опустевшей бутылкой виски.
Полковник энергично тряхнул руку, Корина — в самолете он выспался, и вялость сняло как рукой.
Он жестом потребовал второй стакан и налил виски себе.
— Что у вас? Только без художественных отступлений, телеграфом. Я должен как можно скорее доложить генералу Стюарту.
— Телеграфом? Хорошо. Саманта Ларрена тяжело ранена, она при смерти в клинике профессора Конти. Шалимов похищен с целью переброски в Россию. Вот все, что я знаю. Если бы вы не перемудрили с секретностью, я вел бы себя иначе и знал бы не так мало.
Коллинз посмотрел на него сквозь грани стакана.
— Кто же мог предположить, что их вынесет в Париж… Но как вы на них наткнулись?
— Чистейшее совпадение, случайность из тех, что не придумает ни один романист, а в жизни они на каждом шагу. — Коллинзу было хорошо известно, что это так. — Шалимов оказался братом моего старого друга. Как он меня разыскал, я не успел выяснить, но скорее всего услышал по радио…
— Их было только двое? А Ратников?
— Послушайте, Фрэнк, — рассердился Корин, — хватит играть в кошки-мышки и валять дурака.
Если мы партнеры, выкладывайте карты на стол.
А если вы предпочитаете изображать мудрого дядюшку из Лэнгли и с умным видом надувать щеки отважности…
— Так я за этим и приехал — раскрыть карты, — перебил Коллинз. Он вытащил из внутреннего кармана магнитную дискету и передал ее через стол Корину. — Здесь вся информация по делу «Атлантиса». Не какие-то крохи, которые вам снисходительно подбрасывают мудрые дядюшки из Лэнгли, а все.
Корин подкинул дискету на ладони, точно желая убедиться в ее весомости.
— И чем же вызван приступ невиданной щедрости?
— Тем, что генерал Стюарт хотел бы видеть вас в России, Корин. Это было решено загодя, а после похищения Шалимова приобретает особое значение.
— В ЦРУ становится милой традицией решать все за меня… — Корин подошел к компьютеру и вставил дискету.
— Она закодирована, — предупредил Коллинз. — Кодовое слово «Атлантис».
— И слово-то позаковыристее придумать не могли…
Они устроились перед экраном монитора.
Мелькнули стандартные грифы: «Высшая секретность», «Только для директора Центрального разведывательного управления».
— Это надо понимать как мое повышение? — съязвил Корин.
— Пришлось переписать для вас директорскую дискету, некогда было составлять новую… Да и незачем… Смотрите.
На экране перед Кориным разворачивалось сжатое изложение ставших известными ЦРУ на сегодняшний день фактов. Коллинз иногда комментировал чересчур пунктирно поданные фрагменты.
Когда дискета кончилась, Корин спросил после непродолжительного молчания: