Андрей Валентинов - Флегетон. Созвездье Пса. Омега

На углу искомой улице я вручил ей банкноту и велел убираться . А вот это уже был перебор, поскольку девица вдруг заплакала и спросила меня, что она мне сделала плохого. Вопрос был резонный, и я, сообразив, что не у всех хватает смелости стреляться или, как в данном случае, топиться в Золотом Роге, пробормотал нечто вроде «ну извини, девочка» и попытался вручить ей еще одну такую же банкноту. Деньги она, однако, не взяла, и я, несколько смущенный, оставил ее на месте и пошел искать нужный дом.

Турки, конечно, народ приятный, но номера на своих домах, увы, не вывешивают. К счастью, было еще не очень поздно, и я был у цели даже быстрее, чем предполагал. В этом доме я провел часа три. Подробности визита покуда не буду доверять бумаге. Сейфа у меня нет и не будет, а наша белая палатка, подаренная американским Красным Крестом, слишком уж продувается всеми ветрами.

Не могу не написать о дальнейших событиях истанбульской ночи, хотя это и не имеет никакого отношения ни к моему дневнику, ни к цели моего путешествия на эту небольшую истанбульскую улицу. Выйдя из дома, где меня оставляли ночевать, но я не решился надоедать хозяевам, на совершенно пустой улице я заметил знакомую фигуру. Гимназистка седьмого класса дремала, усевшись на какое-то крыльцо и прислонившись спиной к высоким резным дверям, которыми славятся дома в старой части города.

Признаться, первая моя мысль была не из самых удачных. Но я тут же рассудил, что генерал Ноги все же не всесилен, и так глупо не будет вести себя ни один агент. Посему оставалась дилемма: разбудить девицу либо оставить ее у резных дверей. В конце концов то ли воспитание, то ли любопытство взяли верх, и я предпочел окликнуть ее и поинтересоваться, не меня ли она ждет. Оказалось, что все-таки меня.

Мы пошли куда-то в сторону Старых Казарм, время от времени перекуривая и переговариваясь о всякой всячине. Ее зовут Татьяна, и она действительно училась в седьмом классе Ростовской гимназии, когда к Ростову подошла дивизия Азина, и ей с братом пришлось уезжать. В общем, с гимназисткой я почти не ошибся, ошибся в другом: именно брат послал ее на панель. Впрочем, свое он успел получить: вот уж месяц как он пропал и, похоже, пропал основательно. Здесь, в Истанбуле, это просто. Я рассказал кое-что о себе, причем как-то незпметно мы перешли на «вы», что сделало наш разговор и вовсе невелелым.

Затем мы свернули обратно и пошли к той самой ночлежке, где должен был ждать меня поручик Успенский. На прощание она сказала фразу, которую, не знаю, стоит ли записывать. Впрочем, запишу7 Татьяна сказала: Мне Вас жалко, Владимир, вы скоро умрете", или что-то подобное. Я, естественно, не мог не поинтересоваться, почему? В ответ она заговорила что-то о моем лице, и тут я спомнил об Ангеле. Неужели? Да нет, ерунда, право; видать, Татьяна не смогла простить мне тех пакостей, что я ей наговорил.

Ну вот, пожалуй, и все наши истанбульские похождения. Следует лишь добавить, что утром на книжном развале мы с поручиком Успенским приобрели пару книг, с которыми также вышла небольшая история. Впрочем, и об этом писать покуда не стоит.

Я дал прочесть эти странички поручику Успенскому, который не преминул обидеться за низкую оценку своих вокальных способностей. По поводу остального он долго язвил, а затем вполне серьезно предложил мне заняться лечебной гимнастикой. Ну вот, и он туда же. К этому он добавил, что моя конспирация с неизвестной улицей может обмануть только меня самого, но уж никак не генерала Ноги. Ну ладно, пусть читают, кому интересно: той ночью я посетил квартал Везнеджилер, улица Де-Руни, дом N15/17, где в настоящее время проживает уволенный со службы без права ношения мундира бывший генерал-лейтенант бывшей Русской Армии Слащев-Крымский. А вот о чем мы с Яковом Александровичем в ту ночь беседовали – это уж наше с ним дело.

12 апреля

Пора, однако же, вернуться к дневнику. Итак, следующая запись относится к 13 января и сделана под Ново-Алексеевкой. Прежде всего о том, как мы там оказались.

Наш эшалон дошел только до Геническа, затем нас задержали, и несколько дней мы торчали на станции, ловя доходившие до нас слухи. А слухи не радовали. Красные уже заняли Мелитополь, их конница веером шла по Северной Таврии, опережая наши отступающие войска. Особенно туго приходилось той самой 34-й дивизии, которая походным порядком двигалась от Николаева. 10 января, ежели мне не изменяет память, штабс-капитана Дьякова вызвали в штабной вагон, откуда он вернулся с вытянувшимся несколько лицом и сообщил, что наш отряд включают в группу какого-то капитана Мезерницкого и посылают под Сальково. Насколько он мог понять, Яков Александрович потребовал от генерала Андгуладзе часть его сил, а «капказский человек» решил сберечь свою 13-ю дивизию и послал под Сальково приблудившиеся каманды вроде нашей. Штабс-капитан Дьяков был расстроен всерьез: он уже успел дать телеграмму в Карасубазар, и его супруга вот-вот должна была прибыть сюда. Мне было проще – я никого не ждал, успел отоспаться и отогреться; да и Мизерницкий все же лучше, чем неопределенность.

В Сальково мы попали в небольшой, но неплохо организованный Вавилон, где, кроме нас, оказался чеченский отряд, остатки Пинско– Волынского батальона, три бронепоезда и даже несколько танков. Туда же прибыл конвой штакора – сотня свирепого вида донский казаков, увешанных Георгиевскми крестами. Капитан Мезерницкий оказался начальником конвоя и довольно толковым офицером. Во всяком случае, отряд он собрал быстро, распоряжался по-деловому, и когда к нам прибыл Яков Александрович, все уже было готово.

Командующий собрал нас и коротко объяснил суть дела. Красные заняли Ново-Алексеевку и собирались устроить 34-й Канны. Наш отряд должен был их атаковать, по возможности потрепать и отвлечь внимание. Нас было до смешного мало, едва ли большн батальона полного состава, но у нас были танки, бронепоезда и внезапность. Последнее для нас имело особое значение, поскольку красные явно не ожидали сопротивления и перли в Крым, словно нас там уже не было. Что ж, мы получили шанс доказать им обратное.

Это было дело… Впервые за несколько месяцев мы не бежали, а если и бежали, то не от врага, а ему навстречу. Мы атаковали утром, а к полудню Ново-Алексеевка была взята. Мне понравился этот бой, – он был организован, можно даже сказать, поставлен, не просто хорошо, но даже с некоторым форсом. На рассвете взревели танки, загрохотали трехдюймовки с бронепоездов, затем завизжала и завопила конница, и краснопузые с неумытыми своими физиономиями вынуждены были спешно занимать оборону, тщетно гадая, откуда мы, такие страшные, взялись.