Филип Дик - Человек из Высокого Замка

— Подбрасывание карточек! — внезапно воскликнул Чилдан.

— Что-что?

— Детьми мы подбрасывали их. У каждой из карточек имелись две стороны — с картинкой и чистая, ну, как орел и решка. Мне тогда едва стукнуло восемь лет. Каждый из нас владел целой колодой таких карточек. Мы становились лицом друг к другу и подбрасывалиих одновременно так, чтобы они несколько раз перевернулись в воздухе. Мальчик, карточка которого падала лицевой стороной вверх, забирал себе обе. Как приятно вспомнить старые добрые времена, безоблачные дни детства!

— Мне приходилось слышать рассказ моего друга о карточках, — проговорил майор после минутного раздумья. — Но он никогда ни о чем таком не упоминал. Я полагаю, ему неизвестны особенности их использования.

И вскоре приятель майора прибыл в магазин, дабы услышать из первых уст историческое сообщение. Гостя, тоже офицера Императорской армии в отставке, воспоминания о детских днях Чилдана растрогали и очаровали.

— Крышки! — вдруг осенило Чилдана.

Японцы недоуменно заморгали.

— В детстве мы собирали крышечки от молочных бутылок. Ну, такие кружочки с названием молочного магазина. В Соединенных Штатах подобных магазинов насчитывалось немало, и, естественно, каждый из них штамповал свои крышки.

В глазах офицера сверкнул интерес.

— Есть ли у вас хоть что-то из ваших старых собраний? — Чилдан, конечно же, ничем таким не обладал. Однако… может, ему и удастся раздобыть старые, давно забытые крышки тех времен, когда молоко поставлялось в бутылках, а не в одноразовых картонных упаковках, как сейчас.

Таким образом, он постепенно втягивался в новое для него дело. Другие также открывали подобные магазины, используя все возрастающий интерес японцев к американской культуре, но Чилдан неизменно удерживал свое превосходство над ними.

— Господин, платите доллар, — сказал китаец, выводя его из раздумий и воспоминаний. Багаж Чилдана уже стоял на тротуаре.

Он машинально расплатился. «Да, весьма вероятно, что клиент господина Тагоми чем-то походит на майора Хумо, по крайней мере, — сыронизировал Чилдан, — с моей точки зрения». Ему приходилось встречать уже столько японцев… Низеньких, приземистых, сложенных, как борцы. Попадались и похожие на аптекарей. Затем — владельцы карликовых деревьев… И молодые — вроде и не японцы вообще. Со временем у него выработалась собственная классификация. «Клиент господина Тагоми — наверняка представительный торговец с филиппинской сигарой в зубах».

Позже, стоя с чемоданами у входа в «Ниппон Таймс», Чилдан вдруг с ужасом подумал: а если этот клиент — не японец? Его образчики рассчитаны исключительно на японский вкус…

«Нет, — успокоил себя Чилдан, — это японец. Господин Тагоми заказывал плакат времен гражданской войны: только японца может заинтересовать такое старье. Это характерно для них — восторг по пустякам и маниакальный интерес к документам, листовкам и объявлениям. Он вспомнил одного, посвящавшего все свое свободное время коллекционированию газетных объявлений о патентованных лекарствах 1910-х годов.

Следовало, однако, возвращаться к насущным проблемам. Через высокие двери «Ниппон Таймс» входили и выходили прекрасно одетые господа; их голоса вывели Чилдана из оцепенения. Он окинул взглядом устремленное к небу сооружение — самое высокое здание Сан-Франциско. Сплошная стена окон — великолепный образец японской архитектуры, и это окружение: садики из карликовых вечнозеленых деревьев — пейзаж «каренсансуи», с песком, имитирующим застывшие струи потока, который огибает корни деревьев, и простые, неправильной формы плоские валуны…

Чилдан заметил черного носильщика, скучавшего без работы, и подозвал его.

Негр подбежал трусцой, подобострастно осклабившись.

— На двадцатый! — бросил Чилдан властно, как только мог. — Апартамент В. Немедленно. — Он указал на багаж и двинулся ко входу. Естественно, не оглядываясь.

Минутой позже втиснулся в один из скоростных лифтов. Вокруг — одни японцы; их гладко выбритые лица слегка блестели при ярком освещении. Затем — тошнотворный скачок лифта, быстрое мелькание этажей. Чилдан закрыл глаза и, твердо упершись ногами в пол кабины, начал страстно желать, чтобы все это поскорее кончилось. Носильщик, конечно, уже отправился с багажом в грузовом лифте. Нечего и думать впустить его сюда. Чилдан приоткрыл глаза и осмотрелся; по-прежнему он здесь единственный белый. Когда лифт наконец остановился и двери выпустили его на двадцатом этаже,

Чилдан мысленно репетировал поклон, готовясь войти в бюро господина Тагоми.

Высоко в небе Юлиана Фринк увидела светящуюся точку, прочертившую дугу на предвечернем небосводе и опускавшуюся к западу. «Один из этих нацистских ракетных кораблей, — подумала она. — Летит на Побережье, набитый важными шишками, а я вот тут, внизу». Она помахала рукой, хотя корабль уже исчез из виду.

Скалистые Горы отбрасывали длинные тени. На темно-синие вершины опускалась ночь. Параллельно горной цепи медленно проплывала стая перелетных птиц. Некоторые автомобили уже зажгли фары, и кое-где на автостраде она различала их двойные отблески, рядом с освещенными окнами домов и огнями газового завода.

Уже несколько месяцев жила она здесь, в Кэнон-сити, Колорадо. Инструктор по дзюдо. Рабочий день подошел к концу, и Юлиана, чувствуя огромную усталость, готовилась принять душ. В ожидании свободной кабины она вышла во двор и там, на прохладе, наслаждалась ароматом горного воздуха. Тишину нарушал единственный звук — легкий шум, доносившийся из бара, расположенного внизу на обочине автострады. Сейчас у бара остановились два больших грузовика-дизеля, и в сумерках она различила фигуры водителей, натягивающих кожаные куртки, прежде чем войти в павильон. «Кажется, Дизель выбросился из окна своей каюты, — подумала она. — Покончил с собой — утопился во время морского путешествия. Может, и мне следует совершить нечто подобное? Правда, моря здесь нет, но всегда найдется какой-нибудь способ сделать это. Как у Шекспира. Вонзенная через одежду игла, и — прощай, Фринк. И так думает девушка, — усмехнулась она, — не боящаяся бродяг из пустыни, отлично осведомленная обо всех уязвимых точках на теле противника… Или, скажем, навсегда уснуть, надышавшись выхлопными газами в каком-нибудь городишке при автостраде. Наверное, и этому я научилась у японцев. Переняла их спокойное отношение к смерти, равно как и приносящее ей теперь заработок искусство дзюдо. Искусство убивать и умирать. Инь и Янь. Но это уже в прошлом, а здесь протестантские земли».