Стивен Кинг - 11.22.63

— В следующее воскресенье, — произнес я в один из таких моментов. — Вы точно будете там, в следующее воскресенье.

— Может задождить, — ответил он, но тут же и рассмеялся. — На что жаловаться? Я развлекаюсь и одновременно зарабатываю деньги. А у вас все лучше получается, Джордж.

В полдень Марни подала нам ленч — большие сэндвичи с тунцом и по чашке домашнего томатного супа. Ели мы в кухне, а когда закончили, она предложила перенести нашу игру вовнутрь, в дом. Решила, что я не опасен, в конце концов. От этого я почувствовал себя счастливым. Хорошие они были люди, эти Каллемы. Красивая пара с красивым ребенком. Я вспоминал их иногда, когда Ли и Марина Освальд кричали один на другого в их мерзкой квартирке… или когда видел, по крайней мере, однажды так было, как они вынесли свои дебаты на улицу. Прошлое стремится к гармонии с собой; оно старается найти внутреннее равновесие и преимущественно делает это успешно. На одном конце качели-балансира находились Каллемы, на противоположном — Освальды.

А Джейк Эппинг, известный также как Джордж Эмберсон? Он был переломным моментом.

Под конец нашего марафонского турнира я выиграл первый раз. Через три игры, за несколько минут до четырех часов, я уже обыграл его буквально вхлам, и даже засмеялся от удовольствия. Маленькая Дженна засмеялась вслед за мной, а потом наклонилась со своего высокого стула и по-дружески потянула меня за волосы.

— Ты смотри! — всхлипывал я, хохоча. Троица Каллемов смеялась вместе со мной. — На этом я и остановлюсь! — Я достал портмоне и положил на застеленный клеенкой стол три пятидесятки. — Это было достойно каждого цента!

Энди пододвинул деньги ко мне.

— Положите их назад в свой кошелек, где им и место, Джордж. Я получил очень большое удовольствие, чтобы еще брать с вас за это деньги.

Я кивнул, словно соглашаюсь, и тогда пододвинул банкноты к Марни, которая их тут же забрала.

— Благодарю вас, мистер Эмберсон, — укоризненно взглянула она на своего мужа, а потом вновь на меня. — У нас есть на что их израсходовать.

— Хорошо, — я встал и потянулся, услышав, как затрещало в позвоночнике. Где-то — милях в пяти отсюда, а может, и в семи — Каролин Пулен с отцом садились сейчас в свой пикап с надписью на дверце: ПУЛЕН: СТРОИТЕЛЬНЫЕ И СЛЕСАРНЫЕ РАБОТЫ. Может, подстрелили они оленя, а может, и нет. В любом случае, верил я, они прекрасно провели этот день в лесу, наговорились обо всем, о чем могут говорить отец с дочерью, ну это и хорошо.

— Оставайтесь ужинать, Джордж, — пригласила Марни. — Я приготовила бобы с сосисками.

Ну, я и остался, а потом мы смотрели новости по маленькому настольному телевизору Каллемов. Во время охоты случился небольшой инцидент в Нью-Хэмпшире, но, ни одного в Мэне. Я разрешил Марни уговорить себя на вторую порцию ее яблочного пирога, хотя был уже такой переполненный, что едва не лопнул, а потом встал и искренне поблагодарил их за гостеприимство.

Энди Каллем протянул мне руку:

— В следующий раз мы сыграем бесплатно, согласны?

— Будьте уверены. — Не будет у нас следующего раза, и мне казалось, он и сам это понимает.

И его жена тоже это понимала, как оказалось. Она перехватила меня в тот момент, когда я уже садился в свой автомобиль. Ребенка она закутала в одеяло и нацепила ей на голову шапочку, но самая Марни была без пальто. Я видел ее дыхание, видел, как она дрожит.

— Миссис Каллем, возвращайтесь в дом, пока не простудились до смер…

— От чего вы его спасли?

— Не понял?

— Я знаю, что вы ради этого приехали. Я молилась об этом, пока вы с Энди играли там, на веранде. Господь дал мне ответ, но не весь ответ. От чего вы его спасли?

Я положил ладони ей на дрожащие плечи и посмотрел в ее глаза.

— Марни…если бы Господь хотел, чтобы вы знали все, Он бы, наверное, вам все поведал.

Вдруг она обхватила меня руками и сжала в объятиях. Удивленный, я тоже обнял ее. Зажатая между нами крошка Дженна радостно захохотала.

— Что бы это ни было, я признательна вам, — прошептала Марни мне в ухо. От ее теплого дыхания меня обсыпало морозом.

— Иди домой, дорогуша. Ведь насквозь замерзнешь.

Приоткрылась передняя дверь. На крыльце с жестянкой пива появился Энди.

— Марни? Марн?

Она отступила. Глаза большие, темные.

— Господь привел к нам ангела-хранителя, — произнесла она. — Я не расскажу никому, я буду держать это в душе. Я поразмыслю об этом в своем сердце. — И она поспешила по дорожке туда, где ее уже ждал муж.

«Ангел». Я услышал это уже второй раз и взвешивал это слово в сердце, лежа в ту ночь в своем котеджике, ожидая сна, и на следующий день, когда дрейфовал в каноэ по тихому воскресному озеру под холодным синим небом, которое склонялось в сторону зимы.

Ангел-хранитель.

В понедельник семнадцатого ноября я увидел, как завихряются первые снежинки, и воспринял это как знак. Я собрался, поехал в поселок Себаго и нашел мистера Винчела, тот пил кофе с пончиками в кафе «Лейксайд» (в 1958 году народ ел много пончиков). Я отдал ему ключи, сказав, что чудесно провел время, восстановил свои силы. Лицо его просветилось.

— Это хорошо, мистер Эмберсон. Так оно и должно быть. Вы заплатили до конца месяца. Дайте мне адрес, по которому я могу выслать вам остаток за две неиспользованные вами недели, чек я положу в конверт.

— У меня нет никакой уверенности, где именно буду находиться, пока начальство в центральном офисе не решит этого своим корпоративным умом, — ответил я. — Но я обязательно вам напишу. — Путешественники через время часто врут.

Он протянул мне руку.

— Приятно было вам помочь.

Я ее пожал.

— Мне у вас было не менее приятно.

Я сел за руль и отправился на юг. В ту ночь я ночевал в бостонском «Паркер-хаусе»[294], предварительно побывав в знаменитой «Боевой зоне»[295]. После недель мира на Себаго неон резал мне по глазам, а толпы гуляк — по большей части молодых, преимущественно мужчин, немало из них в военной форме — породили во мне агорафобию, но вместе с тем и ностальгию по тем мирным вечерам в западному Мэне, когда магазины закрываются в шесть, а после десяти прекращается всякое движение на дорогах.

Следующую ночь я провел в отеле «Харрингтон», в Округе Колумбия[296]. Через три дня я уже был на западном побережье Флориды.

На юг меня вело шоссе № 1[297]. Я поел во многих придорожных ресторанах с обязательной «маминой домашней кухней», в тех заведениях, где «Голубая спецтарелка», включительно с фруктовым салатом для начала и тортом с мороженым на десерт, стоила восемьдесят центов[298]. Я не увидел ни одной вывески фаст-фуда, если не считать заведения Говарда Джонсона с их 28-ю вкусами и Простаком Саймоном[299] на логотипе. Я видел отряд бойскаутов, которые во главе со своим скаутмастером палили костер из опавших листьев; я видел женщин в комбинезонах и калошах, которые снимают белье посреди внезапно испортившегося дня, когда вот-вот начнется дождь; я видел длинные пассажирские поезда с названиями «Южный летун» и «Звезда Тампы», которые мчатся в те американские земли, куда не должна сунуться зима. Я видел стариков, которые сосут свои трубки, сидя на лавках, на площадях маленьких городов. Я видел миллион церквей и кладбищ, где, по крайней мере, сотня прихожан стояли вокруг еще разрытой могилы и пели «Старый грубый крест»[300]. Я видел людей, которые строят сараи. Я видел, как люди помогают людям. Двое таких в пикапе остановились помочь мне, когда сорвало крышку радиатора у моего «Санлайнера» и я рядом с ним, поломанным, стоял на обочине дороги. Это было в Вирджинии, около четырех дня, и один из них спросил у меня, есть ли у меня место, где мне переночевать. Я могу себе вообразить, что похожее могло случиться и в 2011 году, но с натяжкой.