Андрей Лазарчук - Транквилиум

Такое бывает, когда в полной темноте за твоей спиной вспыхивает молния. Все, что есть перед глазами, можно рассматривать потом еще очень и очень долго. Ты видишь тысячную долю секунды, но этого достаточно.

Алик не успел выстрелить второй раз – Глеб ударил его по руке, а в следующий миг они были уже в пыльном мире. Ты что! Ты что наделал, он уйдет! Он уйдет! – Алик хлестал его по лицу, но Глеб этого почти не замечал. Нет, кричал он, нет, это все неправильно! Это все не то! Алик яростно озирался – будто в поисках выхода. И тут вошла Варя. Мальчики, меня убили, прошептала она и упала на колени. Глеб успел подхватить ее. Алик вылетел наружу, через миг хлопнуло несколько выстрелов.

Варя была тяжелая. Глеб покатился на гильзах и удержался чудом. Кровь пропитала ее шерстяную кофту, капала на пол. Вниз уходило слишком много ступеней. Только не умирай, подумал Глеб. Под ним зияла бездна. Что-то ужасное обязано было случиться. Не умирай, сказал он вслух, я так и не успел найти тебя. Она уже не дышала.

Они неслись в машине – с визгом и скрежетом. Ветер бил в лицо, в глаза, и ничего не было видно.

Есть обычай: возле дорог там, где кто-то когда-то погиб, ставить маленький обелиск. Это не могила: в государстве, где все решено за вас и до вашего рождения, нельзя захоронить людей в местах, не отведенных для этого специальным постановлением. Но за такими обелисками ухаживают, кто-то кладет к ним собранные тут же цветы, а шоферы-дальнобойщики, проносясь мимо, сигналят. Такой вот придорожный памятник, белый деревянный крест с выжженными буквами и цифрами: «Варвара Ястребова, 1962-1983», – появился возле шоссе Москва – Брест за Вязьмой неподалеку от моста через речушку Днепр. Лишь два человека знают, что это настоящая могила, что под крестом лежит тело – только не докопаться вам до него, не осквернить прикосновением. Глеб видел крест еще в восемьдесят девятом, перегоняя транспорт с оружием из Чехословакии к границам «червонной зоны», в Енисейск. Это был последний транспорт и последнее долгое пребывание Глеба в Старом мире.

Альберт Величко побывал у могилы только однажды, в восемьдесят восьмом, зимой. Он редко участвовал в транспортных операциях, но тогда настоял. Глеб остался у машины, Алик спустился с насыпи, встал на колени, рассыпал по снегу цветы – алые розы. Потом они долго ехали молча. Все уже было сказано когда-то, и не имело смысла бередить раны.

А четырьмя годами раньше другая женщина, румяная от ветра, ворвалась в каморку на втором этаже доходного дома Хилкова, прошла сквозь устоявшийся холодный табачный дым к окну и распахнула его со словами: «Я не смогу жить в такой духоте!» Глеб с трудом открыл глаза.

– Олив?..

– Ты заработаешь себе чахотку, дурачок, – продолжала она сердито. – Не понимаю, как ты смог опуститься до такого? Здесь, наверное, клопы?

– Клопов нет… – он медленно начинал понимать, что не спит и не бредит. – Постой. Откуда ты взялась?

– Я в Петербурге уже третий месяц! Я ищу тебя, как проклятая полицейская собака! Ты умудрился исчезнуть так, что никто не знал…

– Это хорошо. Ты тоже никому не говори, что нашла меня.

Он сел, спустив ноги с кровати. Оказывается, лежал в ботинках. Допился…

– Для того чтобы сохранить твое странное инкогнито, не обязательно жить в хлеву! Немедленно одевайся – и поехали!

– Куда это?

– Ко мне. Будешь жить у меня и спать со мной, а не ебстись со всякими блядьми по чуланам! Ты все понял?

– Ничего я не понял… – он встал и огляделся. – И никуда я не хочу…

Олив, тихо и ясно подумал он, ты ведь ничего не знаешь. Тебе потом будет стыдно, что ты вообще слышала мое имя… потом, когда случится все, что назначено. Как жаль, я не могу сказать тебе ничего. И не могу оттолкнуть тебя…

Через час они вышли из наемной коляски – Олив впереди, за ней он с саквояжем в руке. Островки снега лежали между деревьями. Как сказочный домик, стоял маленький флигель в саду чьего-то особняка. Его Олив и снимала. По снегу катались пушистые молчаливые собаки. Позже Глеб подружился с ними.

К Рождеству Второй корпус морской пехоты Ее Величества овладел почти всем островом Фьюнерел. Потери с обеих сторон составили одиннадцать человек – даже меньше, чем при обычных маневрах такого масштаба. Зато число пленных было огромным. Флоты дважды сходились в шумных и дымных морских баталиях. Старые деревянные корабли пылали как свечки, но всегда успевали спустить шлюпки.

Форбидеры держали ситуацию под контролем и были убеждены, что это удастся им и впредь.

Ранним утром на исходе рождественской недели Светлана вышла из дома. Ей плохо спалось ночами, зато тянуло в сон днем. Стали отекать ноги. Живот вырос, и тот, кто был в животе, начал толкаться. И вот она вышла, набросив пуховый платок, из-под гнета крыш и стен. Всходило солнце, поднимаясь над далекой полосой морозного тумана. Доктор Фицпатрик рассказывал, что где-то в горах есть очень холодное ущелье: зимой его набивает снегом почти до краев, и снег не тает до июня.

Сейчас было около тридцати по Фаренгейту. Нежный иней лежал на траве. Стояла несравненная тишина.

Высоко в небе парила белая птица с тонкими неподвижными крыльями. Звенящая нить опускалась от нее до земли…

Для Андропова формально легкое ранение: пуля прошла сквозь околопочечную клетчатку навылет, не задев ни органов, ни крупных сосудов, – оказалось фатальным. Контузионная волна пули «взбодрила» хронические болезни почек, с которыми врачи уже не сумели справиться. О факте ранения знали девять человек, не считая родственников: два врача, медсестра, Чебриков, Туров, Василий Васильевич и три офицера охраны, слышавших выстрел, но не успевших вмешаться.

Все они были абсолютно надежными людьми.

Знакомство с Туровым и Василием Васильевичем стало для Чебрикова большим потрясением. О деятельности Тринадцатого до сих пор он ничего не знал.

Полковник Вильямс был в пути, паровой фрегат «Дайана» боролся со штормом южнее острова Росса, когда в Ньюхоупе пулей снайпера был смертельно ранен в голову и час спустя умер президент Хоук. Это случилось шестого января.

Днем раньше три основных профсоюза Мерриленда начали бессрочную политическую забастовку, требуя проведения выборов. В ночь после убийства штаб-квартиры их были разгромлены, несколько активистов растерзаны толпой. В ответ на это на улицах столицы выросли баррикады.