В дивизионе - Алексей Дягилев
Правда какой-то эффект от этого получился. На обед было целых три блюда. Суп был похож на борщ, причём сваренный на мясном бульоне. В каше присутствовал подлив и какие-то волокна мяса. А на третье мы пили компот из сухофруктов, в котором угадывалось наличие сахара. А самое главное — это хлеб. По три куска ржаного хлеба на одно голодное брюхо. На столах появились солонки с солью, да ещё каждому выдали половинку луковицы на десерт.
— Вас что, всегда тут так кормят? — спросил я у соседей по столу, перейдя к десерту и охренев от увиденного.
— Сдурел? — Откликнулся самый рыжий из трёх. — Сколько лежу, в первый раз. Мы думали, это вы дистрофики с первого этажа, всё сжираете. Соль и то свою приходилось в столовую приносить. А вас что, тоже плохо кормили?
— Командиров чуть лучше, а все остальные баланду хлебали, хлеба один кусок. Из-за каждой горбушки чуть не дрались. Я после операции едва оклемался.
— А чего тогда сюда перевели? У тебя же тяжёлое ранение, если операцию делали. А тут только с легкими ранениями лежат, да выздоравливающие.
— Выздоровел, вот и перевели.
— И долго выздоравливал?
— Полторы недели после операции.
— Что-то не шибко ты похож на здорового?
— Ты тоже, — киваю я на загипсованную руку собеседника. — Два месяца будешь в тылу загорать.
— Врач сказал полтора. Через неделю сымут гипс и начнут разрабатывать руку.
— Мне полгода назад в рукопашной перебили. Всё ещё ноет, особенно на погоду.
— Хреново. Это как же я на гармошке-то играть буду. — Огорчается рыжий.
— Нормально будешь, во всяком случае, до Победы-то точно заживёт.
— До чьей победы-то. — Подпускает шпильку самый рябой из соседей.
— До нашей, конечно. А что, есть сомненья?
— Да нет. — Сразу заткнулся он. Третий всё время молчал и только как Буратино грыз луковицу, воровато оглядываясь по сторонам.
В результате мы только с рыжим познакомились и закорешились. В курилке я угостил его «Казбеком», а он поделился секретными сведениями про санитарок и медсестёр. Кто, с кем, где, когда, и в какой позе. Конечно, в основном это были байки озабоченных самцов, тех, кто не добившись взаимности, распустил слухи. Но и кое-какую полезную информацию я для себя отложил. Это про укромные места, где можно уединиться. Так что когда Сашка иссяк, я раззевался и завалился в кровать. А то ночка выдалась бессонная, да и до обеда мне не удалось отдохнуть, поэтому сон меня сморил самый настоящий. И хотя место мне досталось возле двери, я до самого ужина проспал как убитый.
— Вставай, Никола, ужин проспишь. — Потряс меня за ногу новый знакомый.
— Солдат спит — служба идёт. — Зевая, сладко потягиваюсь я. И замираю, скривившись от боли. Хотя большая часть ран уже затянулось, и о них напоминали только шрамы, зато шов от недавней операции так и не зажил, да и поломанное ребро не давало делать резких движений.
— Болит? — участливо интересуется Сашка.
— Чуть не кончил.
— От чего? — вытаращил он на меня глаза.
— От кайфа, бля. — Наконец-то начал я нормально дышать.
— Выздоровел! Говоришь.
— Ага. Время сколько?
— Так ужин скоро. Пошли, подымим.
— Давай лучше после еды.
— Да не желательно после ужина. — Как-то замялся Рыжий. — Места все займут.
— Какие места?
— Шашки, домино. Турнир у нас.
— На что хоть играете?
— На щелбаны, спички, папиросы, махорку. На что больше играть? У нас нет нихрена.
— Понятно. Ну пошли. — Уважил я своего нового знакомого, у которого из покурить, были только губы.
Покурив и вымыв руки перед едой, организованной толпой спускаемся в столовую на первом этаже. Ужин сегодня тоже богатый. Дроблёнка из непонятного пшена сдобрена чайной ложкой растительного масла, и даже столовая ложка винегрета притулилась на краю миски. Два куска хлеба и сладкий чай. Тот же настой из веников, но с сахаром.
— Меня не жди. — Сразу предупредил я Сашку. — Я позже подойду.
Стараюсь есть неспеша, тщательно пережёвывая пищу. Получается, хотя и с трудом. Но торопиться мне некуда, просто интересно узнать, сколько остаётся отходов. Отходов почему-то не осталось. Тарелки у всех блестели как у кота яйца. То есть, те жалкие остатки крупинок, с которыми не справилась столовая ложка, были тщательно подобраны кусочком хлеба или языком. И откуда взяться отходам?
Из столовой выхожу практически последним, там остались только хронические нехваты, в надежде выпросить у поварих хоть ложку пригоревшей каши со дна котла. Я же иду в курилку, она же умывальная комната и занимаю наблюдательный пункт у окна. Стёкла на втором этаже не закрашены, тусклая лампочка от Ильича едва пилигает, так что можно видеть всех, кто выходит из здания. Работницы пищеблока вышли все вместе, на этот раз без заплечных мешков, только с авоськами. Хотя на необъятных телесах ещё много чего можно было припрятать. Выяснив всё, что мне было интересно, иду в «зал игровых автоматов». Несколько канцелярских столов стояли прямо в рекреации на втором этаже, вот за ними и забивали козла счастливчики. Кто не успел, резались в шашки на победителя или просто болели. Присоединившись к страждущим, поболев и выиграв пару партий в шашки, я дождался закрытия «казино» и отправился на боковую.
Идиллия с относительно сытной кормёжкой длилась недолго. С каждым днём пайка всё урезалась, а примерно через неделю стала прежней. Комиссара так никто больше и не видел, ходили разные слухи, но в них с трудом верилось. Как и обещал Николаевичу, я больше никуда не лез, лечился, принимал участие в диспутах, разгоравшихся как в палате, так и в курилке, откладывая интересные сведения на подкорку. Дискутировали по разным вопросам. О погоде, войне, чьи танки лучше, и у кого морда ширше. У старшины Безбородько, или у старшины Филипчика. Тут мнения сперва разделились, но в результате пришли к согласию, что обоих есть за что прислонить к