Екатерина Лесина - Адаптация

       Совсем скоро.

       Седовласый человек раскладывал перед Евой пасьянс из пластиковых карт.

       - Ваш паспорт. Ваша спецификация к чипу. Ваши кредитки. Ваша биография... - Седой подвинул папку к Еве. - Я надеюсь, вы осознаете всю сложность вашего положения.

       Ева осознавала. Она смотрела на Седого, пытаясь запомнить - или вспомнить? - это лицо. Он сух, как прошлогодний лист, забытый между страницами книги. Он жив, как может быть жив змей, но о змеях Еве думать неприятно.

       Он смотрит ей в глаза и улыбается.

       - Вы живы, госпожа Крайцер, и поверьте, это уже победа.

       Ева верит. Ей нравится чувствовать себя живой, несмотря на то, что жить - больно. Тело не желает привыкать к протезам, и Ева чувствует каждую мышцу, каждую кость. Она сгибает руки в локтях и любуется узорами на коже.

       Она разгибает руки и смотрит, как разглаживаются разломы складок.

       Она моргает, запоминая прикосновение век к склере.

       И дышит жадно, как будто еще недавно ей не позволяли дышать.

       - Читайте, - приказывает Седой. И Ева открывает папку. Смотрит на себя. Радуется. Ева красива. Во всяком случае та, что на фотографии.

       Сухие строки соглашения убивают восторг.

       - Я забуду? - Ева уточняет, хотя формулировки и без того предельно точны. Седой подтверждает:

       - Да.

       - То есть забуду все?

       - Почти. Ваша остаточная память будет скорректирована в соответствии с данной установкой.

       - А если я откажусь?

       Еве не хочется терять память. Если пустить их в голову, кто знает, что они сделают с этой головой? Кем она станет после эксперимента?

       Седой молча вынул из кейса револьвер.

       - Вы меня убьете? Вот прямо здесь? В палате? - Ева смеется, но смех горький. Если понадобится, то убьют. И вообще не понятно, зачем им возиться с Евой, когда есть решение альтернативное?

       - Вы сами себя убьете, - поясняет Седой. - Вы оставите предсмертную записку, в которой скажете, что не в силах справится с муками совести. Вы признаетесь в саботаже эксперимента. Вы будете чувствовать вину за смерть коллеги. Это достаточная мотивация для суицида. Револьвер ваш.

       Ева знает. Она оставила револьвер дома, спрятав в сейф с отцовскими часами и портсигаром. Но что ее сейфы для умельцев корпорации?

       - Все не так ужасно, Ева, - Седой сцепляет пальцы в замок. - Вы могли погибнуть, но не погибли. Вы могли попасть под следствие, но вас избавили и от следствия, и от суда, и от приговора. Вы получили второй шанс, и я настоятельно рекомендую воспользоваться им. Прочтите бумаги.

       Ева читает. Странно видеть будущие воспоминания, развернутые в буквенном шифре.

       - То есть я буду знать, что я работала на "Формику"? И что руководила отделом прикладной нейрофизиологии?

       - Да.

       - И что я продавала информацию?

       Седой подвинул черную кредитную карту.

       - Здесь двести тысяч. Вы были не слишком жадным шпионом. Скорее идейным.

       - Но после несчастного случая и гибели Наташи меня раскрыли.

       Кивок.

       - И выперли из проекта...

       - Да. Естественно, ваш чип был внесен в перечень неблагонадежных. Наукой заниматься вы не сможете.

       - И кем я буду?

       - Врачом. Хорошая профессия. Общественно полезная, - Седой не стал скрывать ехидства в голосе. Да кто он такой вообще?

       Правая рука Адама. И левая рука Евы. Один на двоих, любимый плюшевый мишка, поделить которого никак не возможно.

       - Вы сами понимаете, Ева, что это - единственный вариант. И не следует бояться. Мы просто заблокируем лишнюю информацию, а этот минимум... вы ведь не станете отрицать, что все здесь - правда?

       Ева не стала. Она посмотрела на фотографию и на отражение в круглом зеркальце пудреницы. Она попытается запомнить себя такой, какая была сейчас, хотя и знала - бесполезно.

       - Понимаете... это ведь буду не я. Совсем не я! - Ева толкнула папку к собеседнику, и тот перехватил, развернул и, закрыв, спросил:

       - А вы уверены, что сейчас вы - именно вы?

       Нет.

       Янус сложил карты, выровнял стопку и подвинул к Еве. И револьвер подал, сказав:

       - Выбирайте. Слово за вами.

       Он не сомневался, что Ева сделает правильный выбор.

       - Скажите... раз уж я все равно забуду, то уж теперь? Все-таки на кого же из них вы работаете по-настоящему?

       - У Януса два лица. Оба из них - правда. До свиданья, Ева. Больше мы не увидимся.

       Вот здесь он ошибся.

       Лифт останавливается, двери его расходятся, выпуская Еву из кабины. Ковровое покрытие на полу лифта меняет цвет, сливаясь с красным коридора. Медленно загораются светильники, больше похожие на наплывы слюды. Лицо гладит поток теплого и влажного воздуха.

       Ева снимает пистолет с предохранителя.

       Руки ее плотно сжимают рукоять. Пальцы ложатся на спусковой крючок.

       Сердце замирает.

       Она идет. И прогибается под ногами пол, хранит нечеткие следы, чтобы спустя мгновенье зарастить их. За спиной светильники гаснут, и свет по проводам мицелия перетекает в следующие. Все рады услужить Еве.

       - Я иду тебя искать, Ева. Ты ведь здесь? Ты рядом?

       Ева останавливается у двери. На двери три замка: кодовый и сенсорные. Сенсорные не активны. А код Ева помнит. Откуда?

       Память сползала лавиной, обнажая слой за слоем породу иных, куда более древних воспоминаний.

       Она повернула ключ в замке, толкнула дверь в квартиру, перетащила через порожек клетчатый чемодан на колесах, села в коридоре и заплакала.

       Несправедливо!

       Какое право они имели вышвыривать Еву? И черную метку вешать. И юристы, цепные псы, скакали, тыча в лицо бумагами, дескать, Ева радоваться должна, что так легко отделалась.

       Глаза у юристов были разноцветными.

       Содержание бумаг - непонятным.

       - Несчастный случай! Это был несчастный случай! - пыталась объяснить Ева, а ей отвечали: виновна. И проект свернули.

       Они наигрались.

       Сволочи! Гады! Ева пнула чемодан и вытерла слезы. Ничего. Она им еще покажет. Только нужно подождать. Раз-два-три-четыре-пять...

       ...пять-четыре-три-два-один. Ева повернула ключ в замке. За дверью начиналась лестница. Она выводила на поверхность, и Ева зажмурилась, до того ярким было солнце.

       А внутренний компас уже взял направление.