Дмитрий Хван - Царь с востока
Матвей Шереметев, находясь у пушек, что обороняли мост и держали под прицелом броды, позвал к себе эзельского полковника - молодой боярин был наслышан о Сибирском царстве, теперь же он желал поговорить с одним из представителей царя Сокола наедине. Расположившись на пустом бочонке из-под пороха, воевода пригласил Рината сесть напротив и, с интересом вглядевшись в лицо полковника, начал беседу:
- Ты из казанских татар, верно ли?
Саляев в ответ едва улыбнулся и молча кивнул, посмотрев на Матвея - снова здорово, начинается стандартное дознавание. Татарскую фамилию сразу узнают, но не имя Ринат - современники сего века видели в нём европейское Ренатус. Мода у казанцев на европейские имена, привычные веку двадцатому, такие как Марсель, Альфред или Рафаэль, в семнадцатом веке совершенно отсутствовала.
"О, сейчас спросит, крещён ли я", - внутренне усмехнулся Ринат, предугадывая следующий вопрос воеводы.
- Крещён ли? - продолжил Матвей.
Его собеседник вновь молча вытащил из-под ворота куртки простенький крестик на шёлковом шнурке. Шереметев удовлетворённо кивнул, распрямил спину и подобрал полы кафтана.
- Скажи мне, полковник, каков прок царю Соколу посылать тебя воевать за нашего государя с ляхами? Нешто не легше, как герцог курляндский - свои пределы оборонить?
- Так мы не курляндцы, чтобы всякий раз хозяев менять, - усмехнулся Ринат. - А то, что я здесь - то наше общее, народное желание - помочь в меру сил царю единоверному. И тут, и на заводах уральских...
- Ха, то верно! - воскликнул Шереметев, хлопнув ладонями о колени. - Ныне уж слыхал от калужанина тово, полковника Коробовского, что людишки на Урал деревнями бегут - будто при заводах и житьё сытнее, и мошна ширше.
- Он говорил, будто к Калуге мор пришёл, чего же не бежать?
- И то верно, - важно кивнул Матвей. - Ох, лихомань проклятая, много народишка помрёт... На то и воля Божья.
- Не Божья тут воля, а дьявола! - нахмурившись, заговорил Ринат. - Ещё же при Иване Великом люди знали, как с мором бороться! Нужно болеющих сразу отделять от здоровых, запретить людям выезжать из чумных мест в иные стороны. Надобно также сжигать одежды больных, потому как блохи, что в ней живут, переносят мор да, особо, изводить крыс ...
- Ну, так уж и изведёшь их, как же! - махнул рукой воевода.
- Кошаков нужно заводить да объедки не раскидывать, кухни в чистоте держать, - поясняющим тоном говорил Саляев. - Скотобойни особо...
Ангарец вдруг замолчал, уставившись в землю. Воевода тоже задумался, прикрыв глаза и поглаживая бороду. У переправ уже раскладывали костры, чтобы они горели всю ночь, освещая подходы к реке. Прожекторы до поры зажигать не стали, приготовив их для момента столкновения с неприятелем. Над лагерем разносились ароматы варёного мяса, каши и масла. Солдаты перекрикивались друг с другом, шутили - ужин был почти готов и все находились в предвкушении скорого отдыха после сытной трапезы. Кроме тех, кто был назначен в караулы, разумеется. Шереметеву первому поднесли на серебряной тарели порцию солдатской еды, после чего и у котлов началась карусель едоков. Каждый из них, зачерпнув немалой ложкой обжигающе горячей каши, отходил в сторону и снова становился в очередь к котлу.
- Глянь, - ложкой указал Матвей Васильевич. - А твои-то свою плошку наполняют и отходят.
- Не круговерть же у котла устраивать, - пожал плечами Ринат.
Воевода, жуя кусок мяса, ответил нечто невразумительное, покивав. Ангарец усмехнулся, отвернувшись от занятого едой собеседника. Взгляд его зацепился на какое-то движение на той стороне у моста. Будто бы началось...
- Что такое, ляхи? - Шереметев поднялся, отставив тарель, вытер масляные губы рукавом кафтана.
- Да! - увидав сигнал, ответил Саляев. - Прикажи трубить тревогу, Матвей Василич!
Совсем скоро дюжина молодцов, перекинув через плечо кожаные ремни, на которых они носили барабаны, принялись лупить в них, что есть мочи. Протяжно затрубили и трубачи, заставляя Рината морщиться от противного их звучания. Его полк и морпехи Бекасова быстро заняли окопы по берегу и весь периметр обороны, калужцы тоже не сплоховали - Коробовский оказался неплохим начальником. Прошло около часа, когда на дороге показался конный отряд разведки, застучали копыта коней по мосту, и вскоре Саляев принял доклад старшего, позже продублировав его воеводе Шереметеву. По словам старшего разъезда, конный отряд поляков насчитывал до двух тысяч человек, но он был связан большим обозом и каретами. Действительно, разведчики видели и королевские штандарты и гербы, коими были украшены кареты.
- Видимо, в Белостоке планируют ночёвку устроить... - проговорил Ринат подошедшему Бекасову.
- На кой чёрт им кареты? - задумался Сергей, то и дело поглядывая на дорогу.
- Может, шишка какая знатная? - ответил Саляев. - Говорят, каждый второй тут знатный да гонористый шляхтич. Хотя...
- Идут! Вона! - заволновались воины оттого, что на дороге показались первые всадники.
Явно не ожидавшие увидеть тут укрепившихся москвитян, поляки остановили коней. Перед ними лежала единственная в округе наезженная дорога, ведущая к Гродне. Кто-то из верховых ускакал обратно. Наконец, вперёд, к мосту выехали несколько всадников с королевскими стягами и направились к позициям своего врага. Ехали медленно, с достоинством.
- Посольство то ляшское, в Полоцк небось идёт, - только и произнёс Шереметев, сплюнув в сторону поляков.
Воевода направился к шатру - одеваться для переговоров. Прошло совсем немного времени и Матвей Васильевич, одетый в роскошные одежды и панцирь, появился верхом на вороном коне у моста, сопровождаемый офицерами и знаменосцами.
Вперёд выехал знатный поляк и, откашлявшись, прокричал:
- Я Ежи Кароль Глебович, комиссар короля Яна Казимира, уполномочен им вести переговоры с государем и царём русским Никитой Ивановичем! Требую пропустить нас к Полоцку и не чинить препятствий!
- Не думаю, что моему государю нужно видеть под Полоцком столь много ляхов! - заговорил Шереметев. - Коли говорить о мире желаешь, то ни к чему гусарию с собою вести! Оставь воинов да прикажи им возвращаться, а сам с малым отрядом и обозом иди к Белостоку, а там и до Гродны. Сопровожденье я дам. Я всё сказал, а коли пойдёшь супротив, то у меня пушки и добрые мушкеты на то имеются.
Сжав кулаки, Ежи посмотрел на небо. Смеркалось, а скоро и совсем стемнеет. Опытный дипломат, удачно проведший недавшие переговоры с казацкими мятежниками, он с трудом сумел обуздать клокочущие внутри эмоции и согласился с требованиями русского воеводы. Ибо на карту было поставлено слишком многое, чтобы препираться с первым же москвитянином, оказавшимся на его пути.