Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке

— Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар… Я с-скажу в-в-все… — гундосо заикаясь, произнес Лешка.

— Sietzen! — рявкнул тот в ответ.

Лешка, повинуясь приказу, поднял одной рукой табуретку и присел на нее с краюшка:

— Я и в-вправду не з-знаю как здесь оч-чутился. С-скажите, сегодня к-какое ч-число?

— Тридцатое апрьеля тысяча девятьсот сорок второго года.

— А я из т-тридцатого ап-преля д-две тысячи п-первого. Я из-з-з б-будущего…

Фельдполицай поморщился и вмазал Лешке еще раз. По уху. Этого хватило, чтобы тот вновь свалился на пол.

Потом фриц высунулся в окно и чего-то гавкнул. В избу влетели два дюжих солдата, схватили Лешку под мышки и потащили в сарай. По пути пересчитали им все ступеньки и пороги.

Только в сарае уже Лешка несколько оклемался. Хотелось пить, но вот есть почему-то не хотелось. А еще хотелось умыться. Кровавые сопли — вот только теперь он понял, что такое «кровавые сопли» — подсыхали и стягивали кожу. Стреляло в ухе, саднило в носу…

Но больше всего хотелось жить…

Как-нибудь, но жить.

Лешка свернулся калачиком на охапке сена, ровно в детстве и попытался задремать…

— Обычный сумасшедший, герр фельдсполицайкомиссар. Попал на фронт, первый раз под обстрел и тронулся умом.

— Не сомневаюсь, гауптман. Я был под Оршей, когда русские первый раз применили свои «органы». Тех кто, выжил в том аду, списали поголовно. Одного мне даже пришлось пристрелить. Он лежал в траншее, палил в небо из пулемета и орал «огненные черти, огненные черти!». Меня волнует другое… — фельдсполицайкомиссар не заметил, как передернуло толстячка гауптмана. — Меня волнует другое. Его форма. Эти сигареты и эта зажигалка. Видите наклейку на зажигалке? «Сделано в Китайской Народной Республике». Китайской??? Но Китай воюет с Японией… Им не до мелочей. Японский протекторат? Манчжурия? Или Шаньси? Или Синьцзянь? Там черт не только ногу сломает, в этих китайских государствах… Похоже это японцы. Они, хотя и наши союзники, могут приторговывать с Советами по мелочам. Второго фронта на русском Дальнем Востоке, к сожалению, мы до сих пор не имеем. Далее… Сигареты «Прима. СССР» производства компании «ДЖ. Р. Рейнольдс Тобакко Компани. г. Санкт-Петербург». Американцы штампуют эти сигареты в забытой Богом Флориде и ленд-лизом поставляют русским. В эксклюзивном, экспортном исполнении.

— Почему во Флориде, герр…

— Давайте без чинов. Дитер Майер, к вашим услугам, — щелкнул каблуками комиссар тайной полевой полиции.

— Хорошо, герр Майер. Рудольф Бреннер. Так причем же тут Флорида? — переспросил гауптман.

— Там у янки есть город. Санкт-Петербург. Один из центров табачной промышленности Юга, между прочим. Дразнят американцы Усатого. — Ухмыльнулся Майер. — Дразнят… Это как раз в духе янки. И только им в голову приходят эти идиотские слова — прима, экстра, королевский размер… И что в итоге мы имеем?

— Что? — не понял Бреннер.

— Японская зажигалка, американский табак, новая форма. Без знаков различия, к тому же… Русские перебрасывают сюда элитные свежие части с Дальнего Востока. Вот что это значит. Парень просто не умеет врать. Можно выбить из него все, что требуется. Но мы же, немцы, интеллигентные люди… Не так ли, Бреннер?

— Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! — щелкнул каблуками гауптман и раздраженно подумал: «Ты-то конечно, интеллигент! Не то что мы, мясо окопное…»

— Да перестаньте, Бреннер, мы же договорились с вами…

Майер высунулся в окно:

— Эй, рядовой! Ко мне!

Рыжий немец, сидевший около бронетранспортера, подскочил и бросился к окну:

— Рядовой первого класса Эрих Грубер по вашему приказанию прибыл!

— Рядовой, бегом до местного старосты. Отряду вспомогательной полиции прибыть сюда через полчаса. Приказ понятен? Выполнять!

— Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! — рявкнул рядовой, развернулся кругом и побежал за ворота.

— Как мне, Рудольф, надоели эти чинопочитания… — вздохнул Майер. — Хочется чего-то простого, домашнего, человеческого. А вам?

«Конечно» — мрачно подумал гауптман — «С тобой пообщайся по-родственному. Мигом дело заведут и в штрафбат загремишь, павлин расфуфыренный». Но вслух сказал совершенно другое:

— Может быть, отобедаем, герр Майер?

— С удовольствием. Только дайте приказ своим солдатам сопли этого большевика вытереть с пола.

Лешка очнулся от скрипа дверей. Он вздрогнул от предчувствия, но на этот раз пришли не за ним. В сарай влетел от могучего пинка долговязый красноармеец в натянутой до бровей пилотке и ржавой от грязи шинели.

— Вот, суки! — ругнулся он, когда дверь закрылась. — Чего пинаются? Гады…

Потом он перелез по сену к Лешке, улегся рядом и протянул руку.

— Здорово! Ты чьих будешь?

— Наших. — Буркнул Леха в ответ.

— Да вижу, что наших! — Засмеялся красноармеец в ответ. — Тебя как звать-то?

— А ты чего такой жизнерадостный? — Покосился на него Алексей.

— Вадик Зелянин! — вместо ответа протянул руку тот.

— Иванцов. Алексей!

— Слышь, Лех… — Вадик подвинулся поближе. — А ты как сюда-то попал?

— На летающей тарелке прилетел…

— Чего? На какой тарелке?

— Ничего. Сам не помню. Помню, что по полю шел. Ночью. Темно было, как у негра в заднице. Споткнулся. Упал в яму какую-то, а там чем-то по голове накрыли. Днем тут очнулся.

Вадик засмеялся.

— Ты что как кобыла? — разозлился Лешка. — Все ржешь и ржешь…

— Да так, выражение забавное, как у негра в заднице… Не слышал раньше. Агась!

— Дарю, — угрюмо ответил Алексей и осторожно потрогал нос. Кровь уже давно подсохла, но дышать было носом тяжело. — Слышь, Вадик, а у тебя покурить есть чего?

— Откуда… Фрицы все отобрали… — Печально вздохнул «сосарайник». — А меня оглушило. Очнулся — немцы кругом. От полка щепки. Триста двенадцатый стрелковый, двадцать шестая Сталинская дивизия, Первая ударная армия. Слышал?

— Северо-Западный?

— Агась. Под Рамушево бились. То наши надавят, то немцы… Траншеи из рук в руки переходили за день раза по два. А дна в траншеях нет. Кровь да трупы. Да… — Вадик на минуту замолчал, а потом продолжил. — Ну, меня и уволокли. А я сбежал. Агась. Деру на пересылке дал. Лопухнулись фрицы. До вологодских им далече…

Он покрутил головой и хекнул.

— А я то родом из Старой Руссы. Вот туда и пошел.

— Фига себе. А сюда-то как попал?

— Так я это… Неделю у солдатки отлеживался. Вроде затихло, ну я и отправился в путь-дорогу. Нарвался, блин масленичный, на полицаев… Вечером отправят по этапу — в деда, в душу, в мать…