Александр Маркьянов - Сожженные мосты. Часть 3
Поэтому, осознавая всю меру своей ответственности, я голосую за смертную казнь для обоих обвиняемых. Господь да простит нас!
Господь да простит нас…
Очевидно, дальнейшая процедура была хорошо отработана. Заседатели — они оказывается, должны выступать и в роли палачей, о чем я не подумал. Казацкий атаман по имени Алексей Павлович достал свой пистолет — возможно табельный, подошел к Руфи и выстрелил ей в голову. Та без звука растянулась на земле — и он выстрелил еще раз. Усилием воли я заставил себя не закрывать глаз. Это отныне — мой грех, мое наказание, и мне его ничем уже не смыть. Белфаст уже не являлся мне во снах — а вот это больше не даст мне покоя…
Выщелкнув из пистолета обойму, казак протянул пистолет мне. Остался только один патрон — тот, что в патроннике.
— Прошу вас, Ваше высокопревосходительство — сказал он.
Можно пристрелить Абашидзе. Успею — вряд ли кто-то здесь сможет действовать так же быстро как я. Потом убьют Кринского и меня.
К чему это приведет? А ни к чему.
Пришлют другого губернатора. Этого — объявят погибшим в результате террористического покушения. Судя по тому, что здесь творится — они сумеют замести следы.
А потом все продолжится. Я убью одного — но останутся десятки. Те, кто проник в государственный организм, те, кто шаг за шагом поднимался по ступеням власти, лелея в душе злобу и ненависть. Злобу и ненависть — именно так, потому что это их оружие и больше ни на какие чувства они не способны. Если не вырезать эту раковую опухоль — они уничтожат страну.
Как вы думаете, почему Александр Четвертый сразу после окончания Восточной Кампании высочайшим указом снял ограничения на деятельность конституционных демократов, выступавших за конституционную монархию и конституцию, и социалистов, избавившихся от приставки — «революционеры» и вовсе выступавших за республику. Нет, вовсе не потому что надо было ослабить давление пара в котле и дать ему выйти через свисток как полагают многие. А потому — что каждый подданный имеет право быть услышанным. Это не значит, что надо слушать анархистов и террористов — но те, кто не призывает к преступлениям, должны быть услышаны.
А эти — не хотят слушать. Они хотят говорить. Провозглашать. И единолично — карать. То чего они хотят — прекрасно продемонстрировал Анте Павелич — убить всех других. Не решать проблему, не интегрировать в общество, не вырабатывать единые ценности — а убить. Право на беззаконие — вот что хотят эти.
И если я не нырну в эту кровь, не доберусь до самых глубин — рано или поздно море крови зальет страну, и мы захлебнемся в ней. России больше не будет, потому что Великая Россия — это не Великая Хорватия и только из русских она состоять не может.
А потому…
А потому — не сходя с места, я выстрелил — и рядом с Руфь Либерман повалился на утоптанный земляной пол и Зеев Кринский…
И вот именно сейчас я понял — что совершил ошибку. Что цена, которую я заплатил за внедрение, может оказаться столь высокой, что не окупить никакие выгоды от проникновения в столь опасный антигосударственный заговор.
Отснятая пленка — а я уверен, что ее отсняли — при обнародовании взорвет и расколет страну. Она послужит той соломинкой — да какой к чертям соломинкой, тут целое бревно — которое сломает спину верблюду общественного согласия и спокойствия. Эта пленка рассчитана не на то чтобы взорвать Восток — она нацелена на всю страну, на все общество, на все русских людей.
Каждый увидит на ней то, что захочет увидеть. Правые увидят, как казнят двух террористов. Мало того — еврейских террористов, несмотря на то, что черта оседлости была снята, она проходит и поныне в душах многих, очень многих людей. Помня шестнадцатый год — мы помнили и то кто его устроил.
Ну а то, что казнят не по приговору суда — а по решению чрезвычайной расправы: так что ж с того если суды не справляются с такими беззакониями? Не все понимают, что казнь без суда, будь она тысячу раз справедливой — шаг в бездонную пропасть, из которой мы уже не выберемся. Более того — прослушав выступление Кринского — что меня, его собственноручно казнившего, что генерал-губернатора князя Абашидзе правые возведут на пьедестал.
А что касается левых, скорее всего и центристов — они увидят совсем другое. Они увидят бессудную расправу казаков и дворян над двумя связанными людьми. И будут правы, именно это и произошло.
Что будет после опубликования пленки — предсказать нетрудно. Левые и центристы, поддержанные воем из-за кордона потребуют сурового наказания для всех, кто изображен на этой пленке. В то же время правые и дворяне выступят в нашу защиту. Это расколет и радикализирует страну. Власть будет вынуждена выбирать из двух зол: если она поддержит тех кто за законный суд над нами, то от нее отшатнутся правые, ее исконные защитники. Если власть откажется судить нас — то тем самым она своими руками легализует чернейший произвол и оттолкнет от себя больше половины подданных: всех левых и весь центр. Тут же активизируются разговоры о конституционной монархии, а то и о республике: и дураки проторят дорогу идущим вослед бешеным…
Но самое страшное случится, если появятся доказательства, что все это санкционировано кем-то с самых верхов. Поверят — ведь один из расправников посол, а другой ни много ни мало — генерал-губернатор. Вот тогда — начнется гражданская война…
Не говоря ни слова, я перебросил разряженный пистолет сотнику, тот ловко поймал его.
— Правосудие свершилось! — торжественно провозгласил генерал-губернатор.
Каким судом судите — таким и будете судимы.
Какой мерой меряете — такой и вам отмеряно будет.
Не рассчитывайте теперь на законный суд, когда будут судить вас, князь Абашидзе!
Двое казаков подошли и куда-то потащили тела, без претензий — по земле и за ноги. Князь Абашидзе махнул рукой — и все потянулись из ангара на воздух…
Кто-то раскурил сигару, кто-то достал плоский шкалик Смирновской — как после охоты. Все говорило о том, что для присутствующих это — обычное зрелище.
— Вы неплохо держались… — Абашидзе подошел ко мне.
— Благодарю.
— Это необходимость. Просто необходимость. Мы делаем эту работу и мы все в дерьме — но если мы не будем ее делать — в дерьме окажутся все. Вы верите в то, что Кринский был виновен?
— Да, верю.
— Тогда в чем проблема?
— Проблема в том, что существует суд. Он существует не просто так, господин Абашидзе. Если бы вы отдали Кринского под суд — он приговорил бы его к тому же самому, к смерти — и все было бы законно.
— Я вас умоляю… Вы совсем не понимаете Восток.