Евгений Токтаев - Орлы над пропастью
— Все дерутся за лучший кусок, за место под солнцем. И звери и птицы.
Чья-то ладонь бесшумно легла на борт рядом с руками Квинта. Префект скосил глаза, с неудовольствием отметив, что не слышал скрипа палубы под ногами подошедшего человека. Бурос смотрел куда-то в сторону. Север проследил его взгляд и стал свидетелем финала драки группы чаек, оспаривавших рыбину, зажатую в клюве удачливой охотницы. Добыча несколько раз сменила хозяйку, прежде чем победительница смогла оторваться от преследования конкуренток.
— Люди всегда лишь подражали зверям, — закончил мысль фракиец.
— Люди — такие же звери.
— Нет, — возразил Бурос, — люди умнее, хитрее зверей. Хуже зверей. Волк жертву просто убьет. Человек заклеймит каленым железом, вырвет ноздри, отрежет уши, выколет глаза. Отрубит руки, ноги. А после всего не убьет. Оставит так. Человек хуже.
— Кошке тоже свойственно играть с мышкой, — не сдавался префект.
Фракиец не ответил, лишь покачал головой. Заметив на палубе префекта, подошел навклер, загорелый дочерна финикиец по имени Бод'аштарт. Греки звали его Бостаром.
— Показался Кос, — навклер вытянул руку вперед по курсу судна. По-гречески он говорил без акцента.
— Где? — напряг зрение префект, — не вижу.
— Дымка, — сказал Бурос, — скоро станет лучше видно.
Судно это в Фокее сторговал разведчик. Север быстро понял, что без пронырливого фракийца ему не удалось бы нанять и дырявого корыта. Фокея, входившая ранее в состав Римской Азии, как и Пергам с Питаной, досталась Митридату. В нынешней ситуации, оставшись без царской защиты, фокейцы не осмелились помешать горстке легионеров свободно заниматься своими делами в городе, однако смотрели исподлобья, не зная, чего теперь стоит ожидать.
Купцы же торговых судов, откровенно не желали связываться с римлянами. О появлении у Лукулла флота слышали уже многие, но тот себя пока никак не проявил, и небезосновательно считалось, что на море владычествует понтийский царь. Никто не желал угодить на кол, будучи уличенным в помощи царским врагам.
Стараниями фракийца выяснилось, что глубоко наплевать на греков и римлян, вместе взятых, купцу-финикийцу из Сидона, владетелю гаула под названием "Гани Аштарт", что означало — "Любимец Астарты". Бод'аштарта интересовали лишь деньги, только деньги и ничего, кроме денег. Такими ханаанцев[80] видел весь знакомый с ними мир. Бод'аштарт назвал цену, Бурос и Север поторговались, соблюдая приличия, ударили по рукам и отряд префекта без проволочек отплыл на юг. Оговорена была доставка пассажиров до Книда с заходом на все крупные острова по дороге. "А там посмотрим, в кошеле еще звенит". Навклеру по пути, а серебро одинаково ценилось и в Ливии и на Боспоре, вне зависимости от того, какие картинки на нем отбиты.
Север возблагодарил Юпитера за ниспосланную удачу. Ему, сухопутному, только сейчас явилось откровение, что почти два десятка человек одних только пассажиров — это много. И не всякий корабль для такой толпы сгодится. А тут гаул, называемый греками стронгилоном. Зерновоз немаленьких размеров, с каютами.
"Тебе понравилось? Я еще никогда не выходил в море".
Вот теперь Квинту понравилось. В сравнении с предыдущими путешествиями.
— Судно! — закричали с носа, где рядом с проревсом торчал любопытный Барбат.
Навклер немедленно прошел на нос.
— Пойдем, посмотрим, — кивнул разведчику префект.
Встречное судно шло навстречу гаулу мористее. Шло на веслах против ветра, отчего паруса на нем не наблюдалось. Мачты тоже.
— Это келет[81], — сказал навклер, — пират.
— Может морской дозор Галикарнаса? — предположил Север, — вроде бы недалеко...
— Нет, — возразил фракиец, — ни один уважающий себя полис не допустит в своем флоте такие лоханки. Почтенный Бостар прав, это пират.
— И не один, — подал голос проревс, указывай рукой в сторону берега, где на фоне бурых утесов был едва различим еще один силуэт.
— Три, — прищурился навклер, — мачта, прямо по курсу.
— Не вижу, — покачал головой Север, дивясь поистине орлиному глазу финикийца.
— Очень далеко пока, — подтвердил разведчик, — и без паруса. Я сам еле вижу.
— Три келета. Один нам не опасен. Даже два, если нападут не одновременно. Но три... Первые нас свяжут боем, третий подоспеет...
— Что-то не похоже, чтобы они были настроены агрессивно, — сказал Барбат.
— Я не собираюсь гадать, что у них на уме, — отрезал Бод'аштарт, — всем вооружиться! Готовиться к бою!
Палуба пришла в движение. Привычные к подобным тревогам матросы безо всякой паники разбирали оружие, надевали льняные панцири. Правый келет начал подруливать поближе к зерновозу. Левый шел прежним курсом.
— Левый не заинтересовался, — высказал наблюдение Барбат.
— Это ничего не значит, — возразил префект, — может он собирается зайти сзади.
— С какой целью? — поинтересовался Бод'аштарт, — чтобы догонять на веслах, идущих с попутным ветром?
— Ну, не знаю...
Келет приближался. Он был великоват для рыбачьей лодки, но в целом мало от нее отличался — беспалубный, низко сидящий. И он битком набит людьми. Они что-то кричали, потрясали оружием. Десять пар весел били по воде довольно бестолково.
Бод'аштарт произнес короткую фразу, на непонятном языке, скривив губы в презрительной усмешке.
— Что он сказал? — спросил Север, повернувшись к Буросу.
— На арамейском, — ответил разведчик, — я плохо его понимаю. Кажется, он их не боится.
— Это я по его лицу вижу, — фыркнул Север.
— Я думаю, он сказал: "Испугали ежа голой жопой", — встрял Барбат.
Вид морских псов, действительно, ужас не внушал, несмотря на их количество. Бод'аштарт повернулся к кормчему и что-то отрывисто рявкнул. Тот проворно толкнул от себя рукоять левого весла, его помощник потянул рукоять правого и огромный, тяжелый гаул послушно начал разворачиваться вправо.
Навклер повернулся к префекту и произнес:
— Идти корма. Все идти, — было видно, что он пытается сохранять невозмутимость, но все же волнуется, и оттого коверкает слова.
— Чего он хочет? — переспросил Квинт у разведчика.
— Хочет, чтобы мы на корму шли, — ответил за Буроса тессерарий.
— Зачем? — удивился Север, но послушно скомандовал легионерам подчиниться распоряжению навклера. Он не привык долго задумываться над приказами старших, а римлянин, без сомнения, в море финикийцу не указ. Правда результаты Первой Пунической войны выглядели жирным исключением из этого правила, но было это так давно...
— Я, кажется, понял, — сказал Барбат, — он хочет нос задрать и пиратов таранить. Бивня у него нет, вот он и хочет сверху навалиться. Эти-то низко сидят.