Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке
— Да за кого вы нас держите! — возмутился Еж. — Мы же свои, советские, так сказать, люди!
— Вот именно! Так сказать… Сердюк! Уведи Кирьяна Васильевича! А вы, Ежов, останьтесь…
— А чо, а?
— Почему добровольцем не пошел, Андрей? — грустно посмотрел на Ежа Калинин.
— Я ходил! — честными глазами сказал Еж. — только меня не взяли сразу. А потом немец пришел.
— Когда? В средине августа где-то! А что?
— Военкомат-то в Демянске так и стоял на Ленина?
— Ой… товарищ старший лейтенант… — несколько разочарованно посмотрел на старлея Еж. — Вот не надо меня на такие смешные штучки ловить… На улице Первого Мая он стоит. Дом шестьдесят пять. Стоял, вернее. Сейчас пока нету там военкомата. Гестапо там.
— А чего там гестапо делает? — внимательно смотрел на Ежа особист.
— А там сплошное гестапо, товарищ старший лейтенант! — Еже даже нагнулся к столу. — Куда ни плюнь — везде гестапо. На улицу после комендантского часа вышел — расстрел. Картоху не сдал — расстрел, косо на ганса посмотрел — расстрел. Чем не гестапо?
— И почему же тебя не расстреляли?
— А я хитрый, товарищ старший лейтенант!
— Оно и заметно… Из Демянска, говоришь, родом?
— А чо?
— Да так… Сердюк! Следующего давай!
Старший лейтенант НКВД Калинин подошел к окну и закурил. «Странная какая братия… Все гладенько так, все хорошо. А вот что-то тут не так. Что-то не клеится. Без документов? Не то… Мало ли кто без документов сейчас шатается. Какой он документ должен был сохранить? Аусвайс, что ли…»
— Боец Винокуров по вашему приказанию прибыл.
— Садись, боец… В армии что ли служил?
— Никак нет! Батя военный.
— Во как… И где сейчас твой батя?
— Не знаю, товарищ старший лейтенант, — честно сказа Вини. — Я сам-то не знаю, где я через пять минут буду. Как война началась, так и весточки нет от него.
— А от тебя?
— А куда писать-то?
— А куда до войны писал? Где батя-то служил?
Вини чуть замялся… В принципе, до этого он говорил правду. Батя у него действительно воевал в Афгане, был прапорщиком, только вот не будешь же говорить такое здесь и сейчас? Хотя… Сам-то Лешка родился в Чехословакии, может прокатит?
— Последнее место службы у него было подо Львовом.
— Где служит-то он? Часть назови.
— Четвертый механизированный… — сказал Вини и подумал: «Вот ведь… На каких мелочах колятся» И спешно добавил — Финансист он был. Ага.
— Проверим… Куришь?
— Нее… Курить — здоровью вредить!
— В здоровом теле — здоровый дух, да? Кто сказал, помнишь?
— Поэт какой-то, римский, точно не помню…
— Геббельс это сказал. — Тяжело посмотрел Калинин на Винокурова.
— Ну, епметь, не может быть. Я точно помню, что какой-то римлянин. Ювенал, кажется. Причем еще переврали после него. Он сказал — «Если б в здоровом теле был еще и здоровый дух!» Вот как!
— Да ты что? Буду знать теперь. Куда поступать-то хотел?
— На исторический! — Вини улыбнулся. — Товарищ старший лейтенант, а можно просьбу?
— Какую?
— В туалет очень хочется! — просительно сказал Вини.
— Потерпи. Четвертый мехкорпус, говоришь…
Лейтенант задумался о чем-то своем. Подошел к окну, грызя карандаш… Помолчал, глядя как пара бойцов колют дрова. Потом добавил отсутствующим голосом:
— Брат у меня там служил. Механиком. Вот ведь как судьба свела… Бывал там? — обернулся он к Вини.
— Нет, не успел, собирались, но…
Старлей кивнул:
— А родня где сейчас?
На этот раз Вини сказал честно:
— Не знаю.
Энкаведешник снова кивнул.
— Комкор там у них хороший был, генерал Власов. Андрей Андреевич. Брат его хвалил в письмах…
У Вини аж пересохло во рту. А потом он вспомнил, что Власов еще герой, и что он еще не перешел на сторону немцев, и вторая ударная еще рвется к Любани. И от сердца отлегло. Чуть-чуть.
— Дальше-то что думаешь делать? — спросил после паузы Калинин.
Винокуров пожал плечами:
— Не знаю, товарищ старший лейтенант… На фронт меня возьмут?
— В каком смысле? — удивился тот.
— Как в каком? — в ответ удивился Вини. — Я ж подозрительная личность, без документов, безо всего…
— Ты, парень, с винтовкой из тыла немецкого вышел. Вот это и сеть твой главный документ.
— А…
— А шпионы немецкие с такими замечательными документами попадаются, что только держи ухо востро! Ладно, понятно с тобой все. Отца твоего мы попробуем разыскать, а вот получиться или нет… Не обещаю. Но запрос сегодня же отошлю.
Вини аж поперхнулся:
— Спасибо, конечно, товарищ старший лейтенант…
— Сердюк! Следующего давай!
— Есть!
Вини шагал обратно в сарай немного ошарашенный. Во-первых, потому, что «кровавый гэбист» оказался нормальным человеком. Усталым, замотанным, со своими проблемами, но нормальным. Не жаждущим пожарить на костре первого попавшегося окруженца или партизана как немецкого «шпиёна». Хотя… Кто знает, что у него на уме?
А во-вторых… Возникла неожиданная проблема — если старлей и впрямь пошлет запрос? Это же… Семь лет расстрела без права переписки, епметь!
Дверь снова скрипнула, ударил острый запах залежалого сена.
— Следующий, — буркнул Сердюк, явно уставший бродить туда-сюда.
Поднялся Леонидыч. Он одернул кожанку, стряхнул с плеча пару сухих травинок.
Дед перекрестил его спину, незаметно для зевающего конвоира.
Прямо с порога Владимир Леонидович, едва успев кивнуть, произнес, глядя на кубики энкаведешника:
— Товарищ старший лейтенант… Или гражданин, все-таки?
— Пока товарищ, а дальше посмотрим, — сухо ответил старлей, не отрываясь от какой-то писанины.
— У меня есть сведения государственной важности, товарищ старший лейтенант. Мне срочно необходимо встретиться с командованием фронта.
— Имя, фамилия? — продолжая чиркать карандашом, перебил его Калинин. — Звание? Номер части?
— Микрюков Владимир Леонидович. Так-то я, товарищ старший лейтенант, гражданский…
— Зачем же вам комфронта, товарищ гражданский? Давайте, я прямо сейчас товарищу Сталину позвоню.
Калинин снял трубку «тапика» — полевого телефона, покрутил ручку и слегка поморщился:
— Кто там? Сержант Попова? Можешь ли меня с товарищем Сталиным соединить? Нет? Ну, тогда генерал-лейтенантом Курочкиным? И с ним не можешь? И хватит смеяться — когда старший по званию с тобой разговаривает. Нет, с комдивом пока не надо. А зачем тебе в дивизию? В военторг? Может и поеду. А может быть и не поеду. Все от твоего поведения зависеть будет. Ладно, потом поговорим, солнышко…