В. Бирюк - Найм

Со штрейкбрехерами… Жердяй и не показывается. У него лодка есть. Но — одна. Проблему не решает, а вот мужика я подставлю. И не факт, что он на это дело пойдёт — уговор был о доставке зерна.

Ещё у Меньшака лодка есть. Мелочь двухвесёльная. Дырявая как решето.

Маргарет Тэтчер к национальной забастовке горняков пять лет готовилась. А я тут… «как здрасьте среди ночи».

В селе в каждом дворе лодки. Тяжёлых, не «рыбки половить», а груз тащить, «рязаночек» — с десятка полтора. Но хозяева против общины не пойдут — гребцами соседи работают. То есть, конечно, не просто соседи, а родня. Из-за ногаты с родичем ссориться?

Вспоминается мне кое-чего из русской классики. Конец 19 века, выставка достижений тогдашнего народного хозяйства где-то на Юге России. Один из помещиков выставляет совершенно великолепное зерно. Образцы для продажи. Желающих купить из местных хлеботорговцев — много, но продавец упорно отказывается от сделки, пока не появляется немец. Сторговавшись за вполне приемлемую цену, они заключаю сделку. Автор рассказа в недоумении расспрашивает одного из местных купцов:

— Да за такое отборное зерно можно было бы и вдвое взять!

— Не. Зерна-то нет.

— Как это? Так вот же оно!

— Сам сказал — «отборное». Сидят девки, поют песни, отбирают полпуда, зёрнышко к зёрнышку. На показ.

— Так обман же получается? Как же слово дворянина? Убытки же!

— Ну какой обман? Кому убытки? Покупатель взял тыщу пудов и заплатил вперёд. Помещику убытков нет. Помещик эту тысячу пудов и отгрузит. Как записано. Правда, зернецо… мелкое да щуплое. Но тысяча — без обмана. Повезут баркой по реке, да и утопят по дороге. Лодочникам там, лоцманом — мзду небольшую. Им ведь тоже жить надо, так что хорошо утопят — на мелком. Чтобы вынимать — не тяжело было.

— А покупатель как же?

— А оно ж застраховано — покупатель свои деньги назад получит. Ему убытка нет, а научение есть. Впредь умнее будет.

— А страховое общество? Оно ж разориться может, оно ж своими деньгами всё это оплачивать будет.

— Страховое общество? И чего? Это ж, чай, не наша, не русская затея.

Я тут со всеми своими понятиями об исправном транспорте, регламентированной погрузке, ответственности перевозчика… как «страховое общество».

«— Застрахерьте меня, пожалуйста.

— Гражданин, выражайтесь прилично.

— Неужели — „застрахуйте“?!».

Нелюдь я здесь. Не «застрахерился». Не знаю «чего все знают»…

— Эй, дяденьки, погодите. Разговор есть.

— Ну вот… А то, ишь ты… «взыщу втрое»… ещё молоко на губах… а дорога-та дело такое… божий промысел… И ты, боярыч, молебнов закажи, да в церковку нашу свечей хоть пожертвуй. Без молитвы, сам понимаешь…

Ладно, на Руси жить — по-волчьи выть. А на «Святой Руси» — тоже выть, но с церковно-славянским акцентом. Это я к тому, что уже и местный поп нарисовался.

— Истинно глаголете, православные. Запасец-то свечной у нас-то поиздержался. Позднюю-то вечерю, стыдно сказать, при одной свечке служу. А ведь тьма-то, она того, сами знаете от кого. Не к ночи будь помянут. Стыдно братия — дом господень светом восиять должен, а мне-то и алтарь осветить нечем. А вот и парча на аналое поистрепалася. Ты, отрок, удели от щедрот своих, надобно новые покрова изделати. Я уж и присмотрел у купцов, да цена кусается. Дом же божий в благолепии пребывать должен бысть. Ибо сиё от веры нашей, от крепости ея.

Монолог подошедшего на речной берег местного попа, был наполнен твёрдой уверенностью в неотъемлемости его права на попрошайничество, в неизбежности моего дарения всего, чего не попросят.

«Каков поп — таков и приход» — русская народная мудрость. А «приход» здесь… «козлищи-монополистищи». Не «приход», а сплошной «расход». Эх, блин, «ружжа» нет. Хотя… Запустение в церкви — хороший повод набить морду хоть кому. Ну, так и быть — к этому и цепляемся.

— Ай-яй-яй. Как же, Ваше преподобие, храм ваш до такого запустения доведён есть? Или паства твоя скупердяйничает? Ах беда-то. Души жадностью иссушенные, будто пустыни египетские. Ну, это дело поправимое. Как там, в Святом Писании, сказано: «сорную траву с поля — вон». Пора, пора бурьян здешний выдирать да выкорчевать. Вижу я, что селению этому более жить не надобно. Ибо упорствуют они в скрадедности, ибо допустили свой храм божий до обнищания. Вредно таким — по земле ходить, Русь нашу благословенную портить. Пора извести сиё паршивое стадо. Мара, радость моя, покажись селянам.

Мара, сидевшая в сторонке на телеге, спустила платок на плечи и широко улыбнулась своей фирменной улыбкой. Мужики шарахнулись в сторону и дружно начали креститься.

— Вот мужички, полюбуйтеся. Это смерть ваша пришла. Ваша-ваша, чему удивляетесь-то? Звать эту красавицу — Марана. Вы, поди, про неё слыхивали. И есть у неё таланты многие. По прозванию её. Гниль там наслать, или немощь какую. Или, к примеру, мор… У вас давно в селище мора не было?

Мара потянулась всем телом, повела плечами… Эх, с таким бы бюстом да «цыганочку»… И спрыгнула с телеги. Мужики шарахнулись ещё дальше, а я поймал попа за рукав и решил посоветоваться:

— Пора уже место это чистым сделать. Я сейчас своих-то уведу. А ты церковь запри. Чтоб последнее не украли. Ежели ночью здесь мор пройдётся, то поутру отпоём быстренько и закопаем. Лодочки-то останутся, вниз идти — не вверх, по течению и сами потихоньку…

— Свят-свят-свят! Господи Боже Сильный и Святый, Царь царствующих, ныне услыши молитву раба Твоего. Молю Тя, Господи Боже мой; вся чародейства, и вся лукавыя бесы ко греху человека клонях и на нем грех творях, Ты, силою Своею, запрети! Ради бо Святаго Великаго имени Твоего заклинаю и прогоняю вси дуси лукавыя и злыя и очеса злых человек и чародейства их наговоры, колдовство, глазную порчу, чародеяния и всякое ухищрение диавольское. Молю Тя, Многомилостиве Господи, отведи от рабов Твоих, и от домов их, и от всякаго стяжания…

Хорошо дядя выпевает. Грамотный. Похоже на моление священномученика Киприана. Не канон, но выразительно. «Заклинаю и прогоняю»… ага, дожидайся… «Очёса»… Меня прогнать? Размечтался. А вот видели ли вы, святой отец, как выразительно тряс головой Киса Воробьянинов после непотребного загула и последующего крушения надежд на аукционе в «Двенадцати стульях»?

«Остап подошёл к Воробьянинову вплотную и, оглянувшись по сторонам, дал предводителю короткий, сильный и незаметный для постороннего глаза удар в бок.

— Вот тебе милиция! Вот тебе дороговизна стульев для трудящихся всех стран! Вот тебе ночные прогулки по девочкам! Вот тебе седина в бороду! Вот тебе бес в ребро!