И Намор - В третью стражу [СИ]

    "Не допрос, разумеется, а собеседование. Резюме я твоего не видела... Да, приходилось людей, понимаешь ли, принимать. В банки, как и в разведку, с улицы не берут – и анкета, и личное впечатление, и тестирование. Тестирование? Думаю, его еще здесь не изобрели – разве что зачатки. Хотя постой! Бине же был француз! Ну, не важно. Дают тебе кучу вопросов и заданий, на которые уже тысячи самых разных людей отвечали и по ответам определяют, когда и о чем ты можешь соврать, как быстро соображаешь, в чем разберешься, а что тебе лучше и не предлагать...

    Рация, азбука Морзе. Работа на ключе... Да, я видела в кино. В смысле, в синема.

    Стреляем из пистолета... Из такого? И такого? Ах, это вообще револьвер! Интересно, подруга, девки пляшут! Значит, и фотографируем, проявляем-закрепляем – сложнова-то, у нас такое уже забыли... Но неважно!

    А чего же тебя автомобили-то водить не научили? Не принято? Понятно. Не уверена, что сумею здешние водить, хотя я вроде бы не забыла еще, как без автоматической коробки передач... Ладно, при случае попробуем...

    Ох, девочка моя, тебя и покрутило...

    Но и мы не лыком шиты, не "Шиком" бриты... Тоже не бреешь? — Таня посмотрела на "свои" ноги, а как же... вроде у вас еще депиляторов не придумали? Воском? Ужас! Это же какая боль! Да, женщины... и не такое терпим, а красоты много не бывает, — усмехнувшись, согласилась Татьяна. — Ну, что, еще капельку?"

    "Да, у меня тоже не сахар...", — "думала" уже Таня, — "Хотя и жаловаться, вроде бы, было не на что. Замуж выскочила на пятом курсе за лейтенанта, в девяносто первом. Да, университет, филфак... А потом началось – страну развалили. Армию топтали все кому не лень, помоталась тогда с мужем по гарнизонам: ни работы, ни условий для нормальной жизни, а у него зарплата – курам на смех, и командировки в горячие точки, там он и попивать начал...".

    "А я психовать... ребенка не случилось... В общем, уехала домой к матери, а там и развелась. Поработала в школе – английский преподавала, а потом, когда от кризиса оправились – рванула в Москву. Банки как раз на подъеме были. Иностранные – филиалы открывали, — вот и устроилась, курсы менеджеров-администраторов, так и кручусь... Уборщицы, секретари, водители, первичный подбор персонала, карандаши, ручки, туалетная бумага, чай – кофе... потанцуем... Нет, это не входит, это шутка такая русская..."

    И внутренний моно-диалог продолжился, закручиваясь как стальная пружина, чтобы где-то когда-то распрямиться со всей силы, и то ли убить, то ли, напротив, создать заново:

    А через четыре года война начнется... Да, с немцами...

    Откуда ты можешь помнить парад Победы?

    Мама на руках держала? Ах, у вас тоже был парад? На Елисейских полях... Сколько же тебе было, семь лет?

    И танки видела? Какие у вас тогда могли быть танки? Да...

    Нет, это будет куда более страшная война,...Ох,... а ведь немцы уже в сороковом свой парад в Париже устроят...

    Может, может! Скажи спасибо, что в Москве не устроили! Тогда бы уж точно... Да, да именно это слово. По-русски лучше и не скажешь! Да, не красней, не девочка же! Ну вот...

    Да, победим, конечно. И будет парад в Москве в сорок пятом, и мой дед на фронте погибнет, и бабушка умрет от недоедания, и еще много... много... и женщин французских налысо стричь будут!

    Кто? А мужики ваши!

    Ну, кого-то может и было за что, но другим-то выживать надо было... а мужики ваши – трусы, сначала сдали Францию, а потом злобу за импотенцию свою – на женщинах вымещали...

    Что делать? Вот это вопрос, подруга. Прибить Гитлера и этих... — Таня плыла, язык уже заплетался – других на букву г... — двести грамм водки под кусочек шоколадки – ге... ги... го... говнюков! Вот! — вырулила Татьяна...

    Поспорили, поплакали, согласились, что все мужики сволочи, и хотят только одного. Решили, что хоть история и не имеет со-сла-га-те-те-те-ль-но-го наклонения, они сослагут. Или как там правильно сказать – сосложат? Изменят! А будущее создадут... светлое и счастливое.

    "Все сестренка, давай баиньки, иначе плохо нам будет завтра..." — Как старшая по спальне объявила Таня, у которой, то ли от перегоревших нервов, то ли от алкоголя, — все плыло перед глазами, и в голове был, что называется "сумбур вместо музыки".

    Утром, когда умывалась, — вторая дверь оказалась входом в туалет, рассчитанный на два купе, — Татьяна неожиданно почувствовала головокружение и ломоту в пояснице.

    "Ох, вот этого я не ждала!" — Еще не вполне адекватно понимая ощущения нового собственного тела, подумала она и прислонилась к стене.

    "Ты что, "там" беременная?" — подумала Жаннет.

    "Нет, просто не вовремя. У меня еще пара недель была", — откликнулась на вопрос Татьяна.

    "Для тебя не вовремя, а для меня, слава богу, в самый раз! Уступи-ка место, сестренка, ты, я думаю, сразу не справишься, ведь так?"

    Жаннет приняла тело под свой контроль и полезла в саквояж, бормоча под нос: "Где тут мой пояс?"

    "Да, сложнова-то, — прокомментировала Татьяна процесс, и тут же подумала о главном, но уже совсем в ином ракурсе: — А ведь скоро война, и как же на войне с этим справлялись? Как там медаль у женщин мужики называли — "За боевые услуги"? — свиньи! Да только за одно это на фронте медаль боевая заслужена!"

    "А давай, как у вас изобретем – с крылышками – враз миллионершами станем!" — развеселилась Жаннет.

    "Между прочим, очень даже, — сразу же согласилась Татьяна, пытаясь сообразить, смогут ли здесь наладить выпуск чего-то подобного? — Скольким женщинам жизнь облегчим! И – да, денег на этом можно сделать... немеряно."

    Настроение, как ни странно, резко улучшилось.

    "Красизофрения? — подумала Татьяна-Жаннет. — Ну, что ж, слияние не слияние, но жить уже можно. И – не сумасшествие, а это – главное!"

    Она, посмотрев в окно, поняла, что за делами и "разговорами" совершенно не заметила ни времени, ни дороги, а поезд шел уже в предместьях Праги...

    И вот гуляет она по Праге, потихоньку свыкаясь с двойственностью своей новой натуры, которая, двойственность, следует отметить, чем дальше, тем меньше ей мешала – гуляет, и видит вдруг кафе, про которое когда-то давно, несколько лет назад, то есть, в той еще жизни, гид рассказывал московским туристам. В этом, де, кафе – то есть, каварне, если правильно говорить – сиживал в оно время сам великий Кафка.

    "Кафку читала? — интересуется она у своего Альтер Эго.

    "Нет..." — Всплывает слабое удивление откуда-то из подсознания.

    "Тогда, в койку[95]!" — Смеется Таня, толкает дверь, слышит звон колокольчика, и упирается взглядом в холодные голубые глаза, в которых – или это ей только мерещится? — начинает происходить такое, что у нее самой мороз по позвоночнику и жар по щекам и... ну, в общем, по всему телу.