Од - Дмитрий Владимирович Аникин

Бывают легковеры – мнится им,

что это суд истории. Смешно,

и не дождаться. Я живу сейчас

и вижу то, что в бедной происходит,

истерзанной стране, – вы, молодые,

запутались, как он опутал вас,

и вот мой долг – распутать, отпустить

на волю вас – летите, в добрый путь!

Крылом махните старому.

Егерь

Чего?

Берсентьев

Для вас для всех, Петруша, Луцкий жив.

Егерь мучительно и безуспешно пытается понять смысл происходящего разговора; все было так хорошо и просто спланировано – и с первых же слов пошло совершенно наперекосяк. Он еще не уразумел, что с такими людьми, как Берсентьев, по-другому не бывает.

Берсентьев (закуривает и продолжает)

Конечно, Луцкий жив, навьючив вас

своими вожделеньями, отправив

к своей – и самому неясной – цели,

бесстрашным вам вручивший темный страх,

его терзавший и с ума сводивший.

Конечно, жив он – как ему не жить,

а живы ль вы – не знаю, не уверен.

Вы променяли собственную кровь

на кровь его – покойника, ревнивца,

оттуда охраняющего славу.

Егерь

Мне кажется, что Луцкий для тебя

действительно живой.

Берсентьев

Живой.

Егерь

Впервые

я слышу от тебя такую речь –

взволнованную, страстную… живую!

Берсентьев

Да, если духи видят все земное,

то представляю, как ему забавно

теперь следить витки моих путей,

притянутые к чуждым им орбитам,

к его орбитам, – нет, не кончен спор

у Луцкого со мной, и темы живы,

и доводы один другого краше

на языке толкутся.

Егерь

Смысл какой?

Берсентьев

Когда бы Луцкий за собой не вел

в селенья Орковы такую свиту,

я б тяжбы прекратил. Бесовский корм

оставил бы его достойной доле –

забвению…

Но все не так. И потому придется

загнать осину в сердце упыря:

не все ж ему резвиться на просторе,

смущая неокрепшие умы!

Вот так-то, брат, приходится трудиться,

так больно застарелая вражда

царапает по сердцу, так забота

придавливает грудь ночным кошмаром,

всегда одним, и так в живую кровь

подмешивают ртуть воспоминаний.

Егерь

О чем ты? Бред какой-то.

Берсентьев

Все о нем же.

Я виноват не менее, чем Луцкий,

и что моя вина не воплотилась,

и то, что плотью кость не обросла,

тут нет моей заслуги: по-другому

пойди дела, и я бы ухватился

за чудную удачу, что вилась

вокруг меня, своим смущая танцем.

Но не случилось наглой танцовщицы

поймать в объятья.

Егерь

Зависть?

Берсентьев

Ни к чему

завидовать тому, кто расторопней

шагнул в капкан. Когда б не оттолкнул,

железо это лязгнуло б по мне,

а так я уберегся – благодарен

своей судьбе за этот оборот.

Ей-ей, не лгу. И правда благодарен.

(Затягивается и продолжает)

Свобода, революция – когда

о сих предметах мы не толковали;

когда, скажи, в какие времена

мы гибельных не видели примет

в делах страны; когда не ожидали

скорейших перемен и мятежей,

когда им не готовили стези,

когда борьба нам кровь не горячила?

А вот гляди ж – болтали поколенья,

и все сходило с рук, и ничего

в России их словам не отзывалось.

Спасал Бог! И Тишайшая страна

жила как должно – в благости и силе.

Но правильно назначено, что должно

войти соблазну в мир…

Егерь

И что? Вошел?

Берсентьев

Два вора шли на дело и равно

делили страх и скорую добычу,

но одному из них Господь не стал

вменять греха – перед любым законом

теперь он чист, безвинен и оправдан,

как будто обернулись глупой шуткой

его дела, достойные возмездья:

ловитва по карманам, труд разбойный.

Он, может, что и взял, но эти цацки

и так его, и до покражи были,

подарком иль наследством, он не знал,

и что с того – свое досталось в долю.

И где тут грех, за что молить пощады,

о чем тут горевать? Пример не точен

и сбивчив – но ты понял? Так?

Егерь

Наверно.

Берсентьев

Второму же придется отвечать

по полной мере и не ждать поблажки –

откуда быть ей в мире бед сплошных?

Наоборот, из-за того, что первый

вот так скользнул из цепких лап закона,

возьмутся за второго с большим рвеньем

и злобой – на, паскуда, за обоих!

Егерь

И это справедливо?

Берсентьев

       Ты б спросил

у Луцкого, а мне на что пенять,

зачем в гордыне отвергать дары,

которые даются не по праву,

а произвол Божественный являют?

Егерь

Ты странно говоришь.

Берсентьев

Заговоришь

еще не так, в последнюю минуту

от бездны отшатнувшись. До сих пор

преследует меня тлетворный запах,

вид безобразный.

(Резко меняет тон.)

Низкая душа,

избавившись от жути, начинает

над собственными страхами смеяться:

мол, ничего, с достоинством держались,

острили, да-с, не поддавались, нет-с –

и вот уже ей ничего не страшно

до следующих страхов. Отряхнется

так пес бродячий: только что скулил,

а враг ушел, так он и рад стараться –

облает и оскаленных клыков

покажет запоздалую угрозу.

А страхи надо было пережить

и накрепко запомнить. В них душа

становится душою, возрастает.

Пауза.

Все как-то слишком просто получилось,

попали слишком вовремя, волна

пошла в народе от песчинок наших

сильней, чем от иных камней.

Егерь

Ты пьян.

Берсентьев

И я бы мог висеть сейчас портретом

на ваших стенах. Вместе с ним…

(Пожимает плечами.)

Один…

А кровь когда польется, будет он

за все, во всем по горло виноватый.

Егерь (начинает говорить раздраженно и с аффектацией; кажется, впервые за вечер он сбросил с себя маску)

Пускай ты прав и Луцкому удача

крапленою колодой подмешала

козырный ряд от двойки до туза –

но козыри свои мы отходили;

пускай вы с Луцким угадали время –

но время на исходе; ничего

пускай вы не угадывали, время

само нашло вас, выбрало, вскормило –

но милости окончены его.

Берсентьев

Ну, хорошо, весь вечер ты твердишь,

что надо начинать. Так в чем же дело?

Не знаю, как другие, – я готов,

но ты, хоть не любитель разговоров,

который час толкуешь мне о разных

приватных обстоятельствах правленья,

о Луцком, о наследниках его.

Давай-ка напрямую. Ну! Дерзай!

Егерь (поколебавшись)

Через неделю общее собранье,

ты будешь там, так вот и расскажи,

как с Луцким примирился и тебя,

не доверяя прочим, он оставил

своим душеприказчиком, но ты –

ты пренебрег тогда печальным долгом,

а ныне, к нам придя, не можешь больше

молчать и завещанье оглашаешь.

Берсентьев

"Наследник – Егерь, одному ему

вся власть дается и на скорый бунт

благословенье". Впрочем, наплету

им посложней, они такое любят,

с душком потусторонним: будто призрак

покойника являлся мне, грозил.

Ты в это время стой невдалеке,

посматривай вокруг чуть отстраненно

да примечай, как слушают: тут быстро

придется реагировать, не все

предугадать получится – их слишком

в собранье будет много; кто-то крикнет

"долой" – не обращай на дурака

внимания, опасней тот, кто тихо

перебегает к одному, другому,

чего-то шепчет на ухо, – короче,

стой, будто слышишь байку в первый раз,

но и не удивлен, поскольку правду

не утаить. Я, значит, заявляю:

Старик готовил передачу власти,

но, чувствуя, что время на исходе,

доверился мне, ведь дележ наследства

пошел еще при жизни, как обычно,

а я ни с кем не связан, для меня

что Егерь, что другие – все едино,

корысти никакой его слова

ни замолчать, ни передать лукаво.

Заметь, как ловко я им объяснил

свою роль в этом деле, а то скажут:

откуда он, как черт из табакерки,

зачем сейчас?

(Подходит к Егерю и смотрит на него в упор.)

Так понимаю – ты не постоишь

за благодарностью, отсыплешь щедро…

Егерь презрительно кивает: он всегда считал Берсентьева способным на любую подлость и рад, что не ошибся в человеке. Дело, кажется, сделано.

Берсентьев (неожиданно начинает смеяться и, отхохотав, заявляет)

Но зря ты так хлопочешь; говорил,

конечно, говорил я с ним, вот только

иначе трактовал он о наследстве.

Егерь

Иначе?

Берсентьев

Да. Он все оставил мне.

Егерь

Тебе оставил…

Берсентьев

Никому другому.

Ну да, я отошел давно от дел

и отказался б – но кому доверить?

Пришлось принять.

Егерь

Принять? Ты что несешь…

(В дикой ажитации размахивает руками, видимо не находя слов для обуревающих