Олег Измеров - Ревизор Империи
Капитан отправил шашлык в рот и не спеша начал жевать.
— Господа, Конан — Дойль много потерял оттого, что не был с вами знаком, — произнес Виктор. — Догадываюсь, что, в этом и была цель моего приглашения?
— Насчет цели мы поговорим немного позже, — возразил Добруйский, — Георгий Андреевич, продолжайте
— Еще одна интересная деталь: несомненно, вы имеете опыт проектирования катерпиллеров, о чем говорят сделанные вами расчеты, но, похоже, не имели представления о нынешнем состоянии дел в их производстве.
— Разумеется. Я изобретатель. Хотел запатентовать катерпиллер, некоторые улучшения конструкции, делал расчеты для постройки опытного образца. Но до этого не дошло, осталось на бумаге. Финансовые проблемы. Так что о производстве вопрос не стоял, и состояние дел не изучалось.
— Растратились на изобретательство? Увы, случается. Многие светлые умы в России умерли в нищете… Патент‑то получили?
— Что? А, патент? Нет, тоже на пошлину не хватило, потом сомнения взяли в идее… Может, будет новая работа как‑то пересекаться, что‑то и удастся проверить. Техника‑то на весь двадцатый век перспективная.
Виктор ждал следующего вопроса, но вместо этого полковник предложил еще раз по коньячку. Подняли за государя; отказаться в этой компании было явно нереально. Кстати, государем был Николай Романов, очевидно, Второй, что Виктору особого энтузиазма не придало. Наступила мучительно долгая пауза для пережевывания; кордебалет уже ускакал за кулисы и на эстраде баритон выводил романс Шишкина: "Мне так отрадно с вами носиться над волнами…". Табачный дым сгущался.
"А может, они знают? Раз здесь АИ, значит, попаданец уже был, и они, как во второй и третьей реальности, его ищут. Собственно, искали и в четвертой — случайность помешала. Капитан по долгу службы побывал у Веристова, тот дал инфу про деньги и часы… А если не дал? Если у них конкуренция? Почему Веристов сам не догадался? Какой смысл бродить вокруг да около? Проверочные мероприятия? Ну да, на моем месте может быть дезинформатор. Но опять‑таки: будет ли охранка делиться с военной контрразведкой?"
Капитан молча наполнил бокалы.
Странно, что он не курит, подумал Виктор. И ведь Веристов, похоже, специально сунул подозрительного человека на паровозный. Скормил, так сказать, военной контрразведке. Зачем? Зачем отдавать лавры в чужие руки, изображая Шерлока Холмса, разгадывающего значения слова "СССР"? Или наоборот — чтоб обломились? Высокий шатен в светлом костюме, ловушка для дураков? Чем дальше, тем все меньше это нравится.
— Господа, настает печальная минута… — Добруйский взял в руки рюмку и задумчиво поглядел на нее, — можно было бы попросить музыкантов на время остановить игру, но… пусть это останется незаметным для публики.
"О чем это он? Или о ком? Ах, да. Это я затупил. Историю надо учить, историю."
Третий тост был за павших товарищей, и отказаться снова было нельзя. Зато Виктор узнал, что Добруйский участвовал в японской кампании, где командовал Первым императорским бронедивизионом, единственным на тот момент, был дважды ранен и получил звание майора.
— Это же были те самые паровые броневики на шасси, что у фирмы Мюррея купили! — воскликнул Брусникин. — Их еще в Питере блиндировали, на Путиловском. Помните, Виктор Сергеевич?
"Помните что? Хочет узнать, насколько я интересуюсь бронетехникой? А может, не было никаких броневиков Мюррея?"
— Господа, я человек штатский и могу ошибаться, — задумчиво произнес Виктор, сделав паузу, — но мне всегда казалось, что паровая машина плохо подходит для армии. Там нужна высокая готовность, а пары разводить долго.
— Вы попали в точку, — заметил Добруйский, — даром, что не военный. России, как воздух, нужны свои двигатели внутреннего сгорания, свои инженеры и изобретатели. И что, как вы думаете, Виктор Сергеевич, мешает России поднять это производство до уровня той же Германии?
— Революционеры?
— Революционеры — мелочь. При том рвении, с которым взялся за дело господин Веристов, маевки в роще у Болвы скоро станут невинными пикниками, на которых осторожно поругивают начальство. Все эти революционеры — подпольщики будут бояться друг друга, видеть в друг друге доносчиков, погрязнут в сварах и разоблачениях. Они поедят сами себя. В России опаснее другое — смердяковщина. Господин Брусникин не даст соврать.
— Мне кажется, — осторожно начал капитан, — что Виктор Сергеевич не совсем понимает этого слова.
— Господа, ну что же вы хотите от человека, погрязшего в интегралах, — полушутя ответил Виктор, — буду чрезвычайно признателен, если бы вы смогли просветить меня в этом вопросе.
— С удовольствием, тем более, что вопрос не будет для вас труден. Вы помните "Братьев Карамазовых"?
Эту вещь Достоевского Виктор проходил в школе и даже фильм смотрел, но сейчас даже под дулом нагана не смог бы ничего вспомнить, кроме того, что там была Грушенька, и тот самый Смердяков, которого играл Валентин Никулин. Он еще в больничке кому‑то какие‑то деньги показывал и что‑то говорил, типа, по понятиям убрал кого‑то, примерно так. Ну и фраза насчет цены мира познания и слезы ребенка, она вроде тоже оттуда.
— Знаете, читал еще в молодые годы и роман произвел на меня очень тяжелое впечатление, так что с тех пор в руки, увы, не брал. Нет, написано, конечно, гениально, и, возможно, тогда я еще не дорос до понимания, но как‑то сердце не лежало. Если не ошибаюсь, Смердяков кого‑то убил, и тот, кого он убил, тоже хорош. Так что у меня пробел в культуре.
— Ну, это хорошо, что вас не мучает вечная проблема нашей интеллигенции, — вставил полковник, пережевывая шашлык, — проблема "кто виноват и что делать". Кто виноват и что делать — это не проблема, это два вопроса, которые надлежит решать в оперативном порядке. Но у господина Достоевского там есть некоторые интересные мысли. Продолжайте Семен Георгиевич.
— Ну, раз Виктор Сергеевич знает Смердякова…
— Личных контактов не имел, — осторожно пояснил Виктор.
— И с самими братьями тоже? — оценил шутку капитан. — Так вот, этот литературный герой высказывался за то, чтобы гусариков, то — есть, военного сословия, в России вообще не было. Как любят говорить ученые и юристы, цитирую: "В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую — с и присоединила к себе." Что скажете?