Александр Маркьянов - Сожженные мосты

— Вот так…

Машина завелась с первого же поворота стартера, сотник аккуратно снял стояночный тормоз, выжал сцепление, врубил передачу и медленно, стараясь не слишком шуметь двигателем, тронулся, объезжая площадь по кругу…

— Фары здесь где… — сказал он сам себе.

Нашел, включил — узкий, неяркий световой поток разрезал тьму, на фарах у машины стояли армейские маски. Видно было хреново.

— Да и бис с ними — выругался сотник, выключая фары и опуская на глаза ночной монокуляр. Машину с прибором ночного видения он последний раз лет пять назад водил — но в этом нет ничего хитрого, только ехать потише. Лощеные польские домики плыли в зеленой мути прибора…

Тормознули их на дороге километрах в десяти от села. Пост казаки организовали справно — за поворотом дороги, причем поворотом глухим, непросматриваемым. Если не знаешь что там пост — влетишь и развернуться не успеешь. Едва большой, тяжело груженый ФИАТ на малой ввинтился в поворот — как луч прожектора безжалостно высветил его, а из мегафона металлически громыхнуло:

— Стоять! Заглушить двигатель!

— От бисовы дети! — выругался сотник, прожектором ему резануло по глазам и капитально засветило ночник, отчего в глаза ему как песком сыпануло. Это ладно, пройдет, а вот если матрица ПНВ не выдержала перегрузки…

ПНВ — вещь дюже дорогая…

— Выходить из машины с поднятыми руками!

Сотник осторожно открыл дверь, выбрался наружу, подняв руки.

— Свои, браты казаки! Велехов с Донского! Сектор Ченстохов!

— У них оружие! — крикнул кто-то за стеной света.

Прожектор погас.

— Отставить!

Двое, с оружием подошли к машине.

— Огнев, ты что ли? — спросил сотник.

— Я. Ты пошто по команде не доложил? Могли бы и врезать.

— По команде доложишь — результата не будет. Информация как сквозь решето текет.

— Взял? — Огнев кивнул на машину.

— Взял. Тонн пять с лишком.

Огнев присвистнул.

— Богато.

— Так и ты не зевай. Там под костелом — подвал, в нем еще тонны три спирта. Как раз «Выстрелом» твоим и вывезешь. Давай, бери машину и вперед, мы пока на пост встанем. Я тебе Чебака дам, он покажет.

— Так мы ж и зараз! — обрадовался Огнев.

На самом деле, этот дворец назывался как-то по-другому, но все звали его «Голубой дворец». Голубой — потому что крыша его была изумительного, изумрудного цвета.

Сам дворец находился почти в центре Тегерана и был на удивление небольшим. Никакого сравнения с русскими роскошными дворцовыми комплексами, типа Царского села или Константиновского дворца. Он был даже меньше — если считать только основное здание — чем дворец Воронцовых на Черноморском побережье.

Но отделан дворец был и изнутри и снаружи просто роскошно…

Снаружи — превосходная, филигранная резьба на стенах, роскошные двери из черного дерева с отделанными золотом ручками, изумрудного цвета крыша, почти сливающаяся с распахнутой настежь синью неба. Внутри — золото, мрамор, черное дерево, роскошная парча с золотым шитьем. Картины великих мастеров, в основном европейских — на стенах, явно подлинники. Не хватало только знакомого запаха «русской кожи»[79], а так — закроешь глаза, и можно представить, что ты в московском или екатеринбургском дворцах Его Величества.

Дворец стоял посредине роскошного регулярного парка, с каштанами, с подстриженными британскими газонами, с кустами, с асфальтированными дорожками. Парк был большим и роскошным и занимал не меньше гектара площади.

Придворных у дворца было немного, на удивление все — в строгом, неприметном, европейского покроя платье[80], мой фрак смотрелся даже слишком роскошно и дорого. Ни одного человека с бородой, зато многие носят небольшие, аккуратные усики, подражая Их Сиятельству. А так — все, как и должно быть при дворе владетельного монарха.

Марина умудрилась одеться довольно прилично, на европейский манер, даже цвет ее платья гармонировал с цветом фрака, который сшил мне старый портной Хаим, просидев над ним всю ночь. В машине она держалась молодцом — но было заметно, что она волнуется. Явно — не из дворян, и для нее это появление при дворе — первое.

Нарушая дипломатический протокол, их Сиятельство, шахиншах Мохаммед, царь царей ждал нас не в зале, где и должна была проходить церемония вручения верительных грамот — а на ступенях дворца. Рядом с ним была блондинка лет тридцати пяти — его вторая жена и большая, черная лохматая собака, породу которой я так и не смог определить. Блондинка была его второй женой, звали ее Сорейя и до замужества она работала стюардессой. У нее это тоже был второй брак — первым ее мужем был директор национальной авиакомпании, но три года назад он скоропостижно скончался, и менее чем через неделю состоялась новая свадьба. Насколько мне было известно — от первого брака у царя всех царей было два сына, от второго детей пока не было.

Царь всех царей производил впечатление странное. Среднего роста, подтянутый, с аккуратными усиками на белом, совсем без загара лице, с проседью в волосах. Одет он был в нечто напоминающее военную форму — брюки гражданского покроя и защитного цвета френч, без наград и знаков различия. Черный шейный платок — единственная экстравагантная деталь костюма. Ремень, на котором висела простая черная кобура с пистолетом. Запоминались глаза — неопределенного, серо-синего цвета, липкие какие-то, словно старающиеся забраться к тебе в душу…

Тонкостей дипломатического этикета я не знал, но шахиншах шагнул ко мне первым.

— Я рад приветствовать посланника Белого Царя на нашей земле, свидетельствую, что все мы — его верные слуги, да хранит его Аллах.

Шахиншах чуть склонил голову.

— Да хранит Всевидящий Аллах Вас, Ваш народ и Ваш престол — ответил я заранее заготовленной фразой.

Церемония летела ко всем чертям, верительную грамоту следовало вручать в зале, но шаниншах протянул руку — и мне ничего не оставалось, как передать ему папку с грамотой прямо тут, на ступенях дворца. Не глядя, шахиншах передал ее кому то из мгновенно оказавшихся позади придворных…

Дальше произошло то, чего я никак не ожидал — по протоколу, после вручения верительных грамот, следует угостить гостей шампанским в зале, и дальше уже приглашенные беседуют о своем. А глава государства в это время проводит краткие рабочие встречи с вновь аккредитованными послами. Но шахиншах улыбнулся и сказал на чистейшем, почти без акцента русском.