Пионер - Клим Ветров

Головой покрутил, определил направление, и не раздумывая, двинулся на звук.

Шёл недолго, почти сразу за кустами, буквально в тридцати метрах от тропинки, стояла машина, а возле нее, прямо на земле, насиловали женщину. Точнее насиловал один, двое стояли рядом, подбадривая «смельчака» сальными шуточками.

То что не наши, не с нашего района, определил сразу, лиц не видел, темно, но голоса были не знакомы.

Тренер мне всегда говорил, думай о хорошем, не давай волю эмоциям, держи себя в руках, и я держал. Но то что срабатывало на ринге, здесь дало сбой. Не знаю, может алкоголь так подействовал, или ещё чего, но как пелена какая-то захлестнула, — хоп, и мозг в отключке. Как бил, не помню. Помню только злость дикую, ненависть. Очнулся уже когда двое лежали без признаков жизни, а третий, тихо поскуливая, катался по земле.

А вот женщина куда-то подевалась. Нет, её можно понять, испугалась, убежала. Но это сейчас, в аффекте. А то что потом, когда меня в тюрьму сажали, не объявилась, этого мне понять так и не удалось.

В таких невеселых размышлениях я и добрался до дома. Обычная хрущеба, каких в стране миллион, подъезд с крашенными стенами и белеными потолками, обитая дерматином дверь на первом этаже, и звонок-колокольчик. Да, ещё коврик перед дверью, а под ним ключ. В «современных» реалиях звучит дико, но так оно и было. Ключи оставляли под ковриками, в почтовых ящиках и в электрических щитках. И никто не брал, а о том чтобы обокрали кого, лично я никогда не слышал. Может люди были честнее, а может воровать было нечего.

Вытащив из-под коврика ключ, позвонил на всякий случай в дверь. В ответ тишина, дома сейчас никого, родители на работе, так что время освоиться у меня есть.

Вздохнул, справляясь с волнением, с понятным трепетом потыкался в замочную скважину — отвык, и когда это удалось, дважды провернув, потянул за дверную ручку.

Обалдеть.

На самом деле, я хоть уже и слегка свыкся что происходящее вполне реально, но зайдя в квартиру, снова засомневался. Многие вещи — то же зеркало в коридоре например, помнились мне иначе. Выключатели кажутся другими, линолеум на кухне отличается от того что остался в воспоминаниях. Люстра выглядит не так шикарно как в памяти. Хотя с люстрой объяснимо, понятие шикарности начала девяностых, разительно отличается от того же в веке двадцать первом.

Но вообще, похоже, что так со всем что вижу, вроде как последствие длительного отсутствия. Почти сорок лет, это вам не шутки. Сервант, стол, кресла, диван, телевизор. Внешне мебель как новая, да она такая и есть, а ощущение будто не домой я к себе пришел, а в музей.

Заглянув в свою комнату, невольно замер. Тут почему-то всё выглядело в точности так, как и запомнилось.

Стол завален тетрадями и всякой всячиной, кровать не заправлена, вещи из шкафа валяются на полу. Наморщив лоб, с трудом вспомнил что в день отъезда на сборы, проспал, поэтому такой бардак и устроил, а мама, видимо, принципиально не стала убираться.

Силком заставив себя сесть на стул перед столом, — трогать «музейные» экспонаты категорически не хотелось, принялся за уборку. Собственно, особо делать ничего и не пришлось, без разбора покидал всё в верхний ящик стола, да поправил чуть съехавшее оргстекло с лежащими под ним календариками.

С раскиданными вещами всё выглядело сложнее.

Рубашка, пара свитеров смешной полосатой расцветки, куча распаренных носков, трико дырявые, трусов несколько штук. Смотрелся гардеробчик небогато, но тогда мне этого хватало. Перебрал, вспоминая, да и затолкал кучей в шкаф. Пропылесосить бы еще, ковер весь в каких-то крошках, но шуметь не стал, боялся «наваждение» спугнуть.

Протерев сухой тряпкой стол и переложив лежащую возле кровати книгу на полку, поплелся на кухню, хотелось есть, а ещё больше пить. Наклонился, крутанул барашек с синей пипкой, и долго, не отрываясь, пил прямо из-под крана.

Вот вроде бы обычная вода, по идее, она должна во все времена одинаковой быть. Ан нет, здесь вкуснее. Нет того запаха хлорки, нет «железного» привкуса, а есть что-то близкое и очень родное.

Напившись, полез в холодильник, краем сознания отмечая какой же он маленький.

Ну, что у нас тут?

Початая бутылка молока, несколько банок с соленьями, десяток яиц, пара рыбных консервов, чашка — вроде как с фаршем, подсушенная колбасная жопка и такого же вида кусок сала.

Вариантов немного; гоголь-моголь, либо яичница, если хочется погорячее. Горячее не хотелось, поэтому достал три яйца, отрезал кусок хлеба и замутил всё это в большом стакане.

Съел. Жить сразу стало легче. Показалось даже что происходящее не так дико, представил что скоро придут родители, на душе потеплело, но тут же сбился, переключившись на то что должно случится вечером.

Нет, так-то можно просто никуда не ходить, никто меня на этой дискотеке не ждёт, я вообще не любитель подобных мероприятий. То есть был не любитель, тот, прошлый я. Но с другой стороны, знать что в парке трое подонков изнасилуют женщину и жить потом с этим, выглядело тоже не очень.

А как помешать? Будь мне известно имя потерпевшей, можно было бы найти её, и отвлечь от похода в парк. Спичек в замок натолкать, или окно разбить. Да много чего можно сделать. Но имени я не знаю, зато знаю имена тех уродов.

Первый, тот что помер неудачно приложившись головой о камень — Солнцев Толик, это именно он у папы девятку угнал покататься. Адреса его у меня нет, но теоретически по фамилии через телефонный справочник попробовать можно, у соседей по лестничной клетке был, вроде.

Второго звали Витя Замятин, папаша которого особенно расстарался чтобы я сел на подольше. Не знаю как, возможно взятку судье дал, или по знакомству, но приговор оказался очень суровым даже для той картинки что они придумали. Я ведь когда из тюрьмы вышел, хотел поквитаться не столько с сынком, сколько с родителем его, но опоздал, сдох скотина, не дождался. Пришлось довольствоваться сыночком.

Ну и третий, тот что девку насиловал, Гугля Саша. Фамилия дурацкая и сам урод каких поискать. Причем не фигурально, а в самом прямом смысле. Я когда его на опознании увидал, едва сдержался чтобы не заржать, даже несмотря на всю серьёзность ситуации. Лицо плоское как тарелка, глаз один выше другого, брови настолько светлые что их не видно, нижняя челюсть выступает по-неандартальски, сам лысый,