В. Бирюк - Найм

Экспорт хлеба на фоне собственного голодающего населения — норма жизни для Российской Империи. Французское и английское золото — важнее здоровья своего народа. «Голодомор» начала тридцатых двадцатого века — не изобретение большевиков, а рецидив имперской политики. Только большевики были чуть более последовательными и организованными. Что красные флаги, что трёхцветные — символы голода собственного народа. Долго голодающего. Как такие голодовки на детях сказываются… Никогда не интересовались изменениями в продолжительности школьных занятий для детей, вывезенных из блокадного Ленинграда? Дети не выдерживали обычного 45-минутного урока.

Средняя урожайность в Центральной России в 1909–1913 гг. составила для ржи, по данным земств, — 54,5 пуда с десятины; для овса — 60,8; для пшеницы — 48,1. Когда при Хрущёве урожайность снова упала до этих уровней, Советский Союз начал проедать стратегические запасы продовольствия. Фольк немедленно отозвался:

Потом пошли «Освоение целины» и «Химизация всей страны». Хапнули. Первые два года целинный хлеб был такой… Сто центнеров с гектара. Съели. И снова: «8 ц/га» — и по Миссисипи пойдут советские танкеры, груженные пшеницей Айовы под транспарантами с вечным слоганом: «Хлеб для голодающей России».

У меня тут ни Айовы, ни танкеров. Удобрений химических… «Святая Русь» — ещё вопросы? Даже навоз не запахивают — нечем — плугов-то нет. Два мощнейших скачка производства органики в российской истории — кукуруза в двадцатом и картошка в восемнадцатом… Снова в Америку за подмогой? Признаю, есть среди попаданцев настолько разумные люди, что, при наличии подходящей эпохи, даже о внедрении картошки вспоминают. Остальные… предпочитают нарезное и скорострельное. Про кукурузу не вспоминает никто.

Или всем так довлеет соответствующее решение соответствующего пленума соответствующего ЦК? Только мне всегда на все их решения было глубоко плевать. А вот когда мне профи в одной южнорусской губернии говорит:

— Я теперь и представить не могу — как мы раньше жили. Без кукурузы. то я это понимаю. А «здесь и сейчас» понимаю, что мне во всём этом жить. В «Святой Руси». Так, как нормальные серьёзные люди в моё время уже и представить себе не могут.

В «Таинственном острове» тамошние «попаданцы» из одного зёрнышка ржи, случайно завалившегося за подкладку, выращивают целое поле, полностью обеспечивают себя зерном. Я бы здесь за одну нормальную картофелину — полжизни отдал. Никто не возьмёт. Потому что вот эта, для большинства попаданцев тягомотина и скука — «высокоурожайные сорта», или «высокопродуктивные породы» — цену имеют… в целую человеческую жизнь. И далеко не одну.

А пока и, может статься, для меня — навсегда, даже вот эти «полста пудов с десятины» — только у Жердяя. У всех остальных — меньше. Минус семена…

Из собственной юности вспомнилась телеграмма одного дачника: «Вышлите зубы. Оставил на полке где спал». Мы тогда долго смеялись. А здесь «зубки на полку» — всем и каждому. Регулярно.

Сколько не вспоминаю всяких попаданских или исторически-романтических историй — описаний всяких пьянок-гулянок — пожалуйста. Пиры-застолья-трапезы — постоянно. Всё трещит и ломится. Включая штаны и платья. А вот описания чувства голода — не помню. Чувства постоянно присутствующего, бесконечно длящегося, ломающего и меняющего психику. До непонимания самого себя. Как не понимали ленинградские блокадники летом 42-го самих же себя, но — февральских-мартовских. Почти тысяча случаев только официально зафиксированного людоедства во время блокады — это как?

И нет у попаданцев ещё одного, тоже очень неприятного чувства — предчувствия беды. Постоянного, неясного, неопределённого. Голодовка — будет. Неизбежно. Неизвестно когда, неизвестно — насколько сильная. Будет обязательно. И как от неё защититься, как бы «соломки подстелить»…

Хорошо бы в какого-нибудь бога поверить. Типа: «Господь милостив» и «На всё воля божья». Сразу отпадает нужда в элеваторах и холодильниках…

Банька готова — пошли грязь дорожную смывать. «Лысому меньше бриться, зато дольше умываться». А мы не спешим. Зато как здорово продраить всё, во всех местах. Дорога на «Святой Руси» — всегда грязно. Особенно при путешествии в гужевом исполнении. Если сухо — из-под копыт лошади седокам в лицо летит пыль, если мокро — грязь. Мы шли в два воза — на втором ещё и всё от первого добавляется. Это из самолёта вылез — и можно сразу на сцену. А с телеги — только мыться.

Николай Ивашке спину мочалкой наяривает и о деле продолжает. Просто мыслит вслух.

— Хорошо бы у Жердяя взять не одну, а две тысячи пудов. Но это тогда ему почти весь свой урожай отдать. Тогда ему самому вытягиваться придётся. У мужика ещё и овсы есть, и гречиха, и прочее чего-то посажено-посеяно. Но — в притык. Хорошо бы цену маленько… Ну, помнишь, ты сам сказывал: оптовая скидка при больших партиях. И, опять же, тара и доставка. На тысячу пудов надо два ста больших мешков. Или три ста с третью — малых. А где взять? У него-то есть. А почём? Не говорит. А верёвки? А лодии? Да ещё эти местные мошенники-шаромыжники… Да они ж обдерут нас как липку! За погрузку-доставку столько возьмут! А Жердей против общины не пойдёт — он им заработать даёт. Так-то цена божеская. Но ведь накрутят втрое. А, хозяин? Чего решать-то будем?

«Хозяин» из-за темноты в этой… помоечной — грязь из-под ногтей вычистить не может, а тут такие вопросы. Не, нормальным ГГ быть легче — освоил пару ударов длинной железякой и никаких вопросов. «Удар сокола» в голову решает все проблемы. Правда, создаёт новые. Если убежать не успел. Ну откуда я знаю, какие тут мешки под зерно лучше? «Зерновая вертушка» советских времён — имею представление. Уплотнение кузовов грузовиков полиуретаном перед уборочной — видел. А здесь…

Только начали одеваться — в предбанник девчушка какая-то заскакивает. Как всегда здесь — без стука, без здрасьте. С порога тараторит:

— Батюшка просит в гости зайти, не побрезговать. У нас нынче веселье, запоины. Тута недалече, за забор только перейти.

Ну и названьице. Смысл-то понятен — обручение.

По древнерусскому обычаю — обручение носит характер подтверждения покупки. Другое название — рукобитие. Как на торгу. Делается «рядная запись», поскольку «ряд» — договор. Устанавливается пеня за отказ от брака. Всякие неустойки и залоги оговариваются. Кольцами обмениваются, благословение священника принимают.

Вообще, до Петра Великого, обручение было, пожалуй, более важным обрядом, чем венчание. Именно с обручения во многих местностях России и начиналась совместная жизнь молодых. Крестьяне придают большее значение именно гражданскому договору. Отказ от брака после обручения считается делом бесчестным, долженствующим навлечь на виновного как небесную, так и земную кару, в виде взыскания расходов, даров, платы за бесчестье, а иногда — и уголовного наказания.