Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке

— Боец Ежов! — Рявкнул Богатырев. — Кррррыыгом! Бегооооом… Марш!

Ёж повернулся и убежал. Но его тихий матюк дед все равно услышал и погрозил ему вслед кулаком. А потом вздохнул и продолжил:

— Интервенты… Да… Жиды кругом были. Русские жиды, еврейские, латышские и даже китайские… Одни интервенты кругом. И все нехристи… Тяжелое время было. Смутное.

— Так вы, Кирьян Василич, за белых воевали?

— Так я и сейчас за них воюю. Не за красных же.

— Странная логика у вас…

— А чего странная? Немцы вона тоже под красным флагом нынче ходят. Русский человек все равно к белому тянется. К чистому да светлому. Ежели он русский, конечно.

— А что, еврей — не человек, что ли?

— Почему не человек? Еврей — человек. И немец человек. Только он человеком является, пока дома не сжигает и детей не убивает. Иначе он жидом становится.

— Как это?

— Ну, жид ведь откуда пошло? От Иуды! А Иуда чего сделал? Христа убить хотел. Вот, который Бога убить не хочет — тот человек и мне его нация не важна.

— А как же можно Бога-то убить?

— Никак не можно. Не можно, а хочется. А ведь Бог-то в каждом из нас светится. Вот и убивают людей, чтобы до Бога добраться. А кто против Христа — тот и есть Антихрист.

— Так ведь и Вы, дедушка убиваете.

— И я, Маргарита, и я. И ты вчера. Значит, между тобой и Танькой той, разницы нет? Она каждое утро по тридцать — что ли? — человек убивала. И ты ее. Она для удовольствия. А ты для чего?

Рита промолчала. В памяти ее снова всплыла черная лужа, густо растекавшаяся по полу, заливавшая каждую трещинку в досках.

Она и винтовку-то у Ежа выпросила тогда, чтобы не вспоминать этот глухой звук удара затылком об пол. Заглушить пыталась. Только виду не показывала. Боялась показать страх…

С другой стороны, как бы она — Маргарита Малых — обычный педагог из Дома детского творчества, ведущая фотокружок для школьников двадцать первого века — как бы она повела себя в это ситуации? Когда ты голодная и уставшая, брошенная и никому не нужная попадаешь в руки немцам — и они предлагают тебе на выбор. Или убить или быть убитой. Страшно? Незнакомо… И даже знать не хочется…

— Какое число сегодня? — неожиданно спросила она.

— Так вроде девятое. А что? — подал голос Валера.

— День Победы сегодня. Будущей. Скажите мне, Кирьян Васильевич, вот еще пару месяцев и генерал советский немцам сдастся. Власов Андрей Андреевич. В окружение он попал. Любанская, так называемая, операция. Пытались блокаду Ленинграда прорвать. И сами в мешок попали. Дело не в этом. А в том, что он стал с немцами сотрудничать. Армию организовали. Русскую Освободительную. С трехцветным флагом.

Дед попытался сказать что-то, но Рита остановила его:

— А некоторые бывшие белогвардейцы тоже стали против России… против коммунистов воевать. Краснов, Шкуро… Краснов даже официально обратился к белогвардейцам. Что, мол, эта война не против России, а против большевиков и атеистов, торгующих русской кровью. И Бога призвал Гитлеру помочь. Сравнил его даже с царем Александром Первым.

— С императором, — поправил дед.

— Ну, с императором…

— Не нукай. Между императором и царем, наверно, есть разница?

— Какая?

— Сама думай. И вот что я тебе скажу. Краснов всегда под немцев ложился. А Шкуре лишь бы шашкой помахать. Чем они закончили-то?

— Повесили…

— И хрен с имя… А генерал Деникин, Антон Иванович, что сказал?

— Ну… Вроде не поддержал.

— Флаг, говоришь… Флаг — это флаг. Он больше жизни, но меньше веры. Ежели под моим флагом и без спросу в мой дом они войдут — я винтовку все равно возьму.

— А если с крестом?

— Крест-то он тоже от веры зависит. Веришь, что крест — спасение, поможет всегда. Не веришь — так мимо твое спасение и пройдет.

— Как сложно все…

— Просто все. Вот твое небо. Вот твоя земля. Вот ты между ними. И делай, что желаешь. И получишь по желанию. Кто с чем приходит — тот это и получает.

После долгого молчания Валера вдруг озадаченно сказал:

— Дед, ты же Сократ!

— А енто еще кто? — удивился Кирьян Васильевич. Или сделал вид, что удивился.

Валера махнул рукой.

— Вот-то то же… — поднял палец дед — Давайте-ка оружием займемся. Почистить надо бы.

А железного барахла они и впрямь притащили немало.

До самого утра шагали — кто с двумя винтовками, кто с двумя автоматами. Дед тот вообще тащил тонькин пулемет — как ни странно «Дегтярев» — и два вещмешка. Один сзади — набитый гранатами, второй на груди — с пулеметными дисками, масленками, ремнаборами и прочими мужскими радостями. Включая три фляжки со шнапсом. Одну, правда под утро уже выпили. Когда на место пришли. Шнапс оказался, как ни странно, не очень крепким и сладким, отдающим черешней. Кирьян Василич, обозвал его киршвассером и уложил всех спать, а сам остался на карауле, как он выразился. И разбудил только днем, когда зайца приволок.

И принялись они чистить.

— Оружие оно что баба! — философствовал дед. — Не погладишь — обидится. Трехлинейка она хоть и не капризная, но ласку любит. Чистить не будешь — внутри заржавеет. Пульнет, конечно, но разброс выстрела увеличится. Баба такая же. Делать все будет, но все назло и мимо. Да еще и механизмом застучит. Потому чего делать надо? Берем ершик, керосином мочим и туда-сюда, туда-сюда. Рита, видишь будто личинка у затвора? У личинки чашечка такая. Ее обязательно протри. Там из капсюля порох прорывается и газами забивает. Дерево старайся не трогать. Хрупчеет оно от керосину. А так мосинка — баба верная. Рассказывали мне про то как приемку у них делали. Сто винтовок разбирались, значицца до винтика. Детали все в кучу смешают, а потом оружие снова собирают. При контрольном отстреле на сотню сажень разброс каждой винтовки не должен был превышать уставного уровня. Иначе всю партию в несколько тысяч штук бракуют. Во как!

— А вот и мы! — перебил его Андрюшка Ежов. За спиной его стоял хмурый, даже на вид голодный Костик Дорофеев.

— Ну и хорошо. Не спал, Константин?

— Ни как нет, — отрезал тот. — И ничего подозрительного не было. Тихо.

— И вороны не гайкали?

— Даже сороки не трескотали.

— Добро. Садись кушай. А боец Ежов будет пулемет чистить.

— Я же не умею! — растерялся Еж.

— Ак ты ж вроде не в «медали за гонор», прости Господи, ну или в чего там играл-то… А на войне. А на войне чего главное?

— Чего?

— Чтобы тебя твое оружие спасло. А чтобы спасло — надо за ним ухаживать. Потому учись. И не балуй. Автомат положи!

— Да я просто глянуть хотел… — заоправдывался Ёж.

— Пулемет бери. Автоматы я сам погляжу. А ты, товарищ Дорофеев, как покушаешь — подь сюды. Задание тебе дам. Ответственное.