Игорь Харичев - Будущее в подарок

Меж тем, атака на моё русское самосознание разворачивается уже на почве отечественной истории. Русские сами виноваты в крахе великого государства: начиная с Иоанна Грозного, они делали ставку не на качество жизни населения, а на удержание пространства; Пётр Великий продолжил этот пространственный самогипноз; Иосиф Сталин довёл его до последнего предела. Россия не удержала захваченного ею пространства, и хорошо, что это стало, наконец, ясно…

Значит, русский образ жизни и мысли обречён на растворение в нынешнем законопослушном мироустройстве?

Тут Игорь Харичев не то, что делает уступку, но отдает должное упрямству русской души: есть люди, которые всё ещё сопротивляются этому устройству, они не признают над собой никакого всемирного правительства с его чипами, позволяющими следить за человеком, где бы он – в пределах Вселенной – ни спрятался.

В пределах Вселенной гуманная всемирная власть оставляет таким русским упрямцам клочок земли в Подмосковье, где они могут жить по-своему, без тотального контроля. Называется этот район – по новой терминологии – депрессивным; пространство его свободно от чипов, жители – от всемирных голосований, идеалы – от комфортности, позволяющей жить, не напрягаясь, как живёт в наступившем будущем весь мир… за исключением вот этого уголка депрессивной русскости…

– Но, видать, и этот уголок обречён, как обречена оказалась Держава, тысячу лет державшаяся за своё (или за чужое?) пространство?

«Что всё-таки главное? Территория? Вера? Язык?» – выстраивает Харичев финальный баланс ценностей, обнаруживая явные признаки объективности, – но тут же демонстрирует и субъективную верность своей либеральной линии: посетив Москву после полувекового отсутствия, его герой не обнаруживает на прежнем месте Мавзолея, и это его «радует».

Меня такой вариант не радует, но это, как сказал как-то Вадим Кожинов, связано с особенностями моего воспитания.

Отвлекусь от воспитания и задам вопрос, воспользовавшись формулировкой самого Игоря Харичева:

«Что до страны, то она умерла. Но стоит ли об этом жалеть, если жизнь людей обустроена? Что важнее: жизнь людей или жизнь страны?»

Вот и посмотрим на «жизнь людей» – на то, как и чем живёт человек (в данном случае наш русский человек), обращённый наконец во всемирную веру, то есть поверивший в комфортную безопасность и разумную достаточность потребления.

Есть в этой неведомой жизни что-то узнаваемое. Герои романа «Будущее в подарок» всё время интересуются, когда им «принесут выпить». Пьют не что попало, а виски. Или изысканные вина, производимые в Чили или в Аргентине (к 2060 году в Европе виноградников не осталось). Выпив, непременно оценивают «тонкий изысканный вкус», «чутко наслаждаются букетом», а ополоснув горло «густой жидкостью с достойным зрелым вкусовым букетом», – воздают должное закуске, в которой особо ценится «сдержанный, но тонкий вкус Пармезана».

Оставаясь наедине с меню, герои «изучают кухни разных народов, традиции и предпочтения» и перечисляют все возможные сорта чая, «от чёрного индийского до зелёного, жасминного и красного, имбирного». Когда же трапеза доходит до основных блюд, я их не перечисляю из экономии места, а думаю о том, как сказалась на характере нашего человека тысячелетняя проголодь с периодическими голодухами, да и прихоти климата с его неурожаями, – кто ж упрекнёт жителя такого ненадежного пространства в том, что он никак не наестся?

Но, кроме пропитания, – чем живёт в будущем человек, добравшийся, наконец, до несбыточного прежде комфорта?

Развлекается. Расслабляется. Отдыхает в свободное время.

В свободное – от чего? От работы?

Но работа, от тяжести и грубости которой впору человеку сбежать, – переложена на роботов. Чем сам-то человек занимается?

Он занят теперь «в сфере услуг». То есть обеспечивает других занятых (тем же), когда те «просят выпить». (Лунная колония – исключение, на фоне которого особенно хорошо видно общее благоденствие).

«Что такое “Чернобыль”» – никто уже не помнит.

Чем занять людей, «чтобы у них хоть что-то было в головах», кроме бесконечных телесериалов и нескончаемого голливудского мордобоя?

Задаю в этой связи традиционно-русский вопрос: а что в 2060-м году люди читают?

Книги очень дороги, и читают их только богатые оригиналы. Русскую классику ценят больше за рубежом: с удивлением открывают Достоевского, обнаруживая там немало интересного. Основная же масса обходится без книг. Потребляют интернетное.

«Жизнь как сплошное развлечение – идеал и цель многих», – честно завершает Игорь Харичев очерк жизни русского человека, дошедшего наконец до потребительской нормы.

И тут я задаю самый последний и самый дикий вопрос: а сохраняется ли у этих счастливцев хоть капля безумия?

Безумие – приберегаемая природой на всякий случай готовность к непредвиденным условиям и действиям, – та сумасшедшинка, которая в принципе есть у всех людей, у всех народов, во всех социальных слоях, – но в русской традиции окружена загадочным флёром и носит яркое, летящее, всеобъясняющее имя: «Дурь».

Я прочёл роман Харичева и утверждаю, что нет у автора не только ясного суждения на этот предмет, но нет и подозрения, будто нечто подобное может наличествовать в психологии людей грядущих 2060-х годов.

Так на что же опирается он в своей футурологии?

На интеллект!

На чей? На интеллект большинства, между развлечениями голосующего с помощью роботов?

«Диктатуру большинства надо сменить диктатурой интеллекта», – сформулировано под занавес.

Господи! Да не великие ли интеллектуалы (Маркс, Энгельс и их умнейшие соратники и ученики) стояли у истоков самой крутой диктатуры в новой человеческой истории и даже пустили по Европе признак коммунизма?

А нацизм гитлеровский – обошёлся ли без умников, доказывавших полезность выведения высшей расы для развития человечества? Не буду записывать в такие умники людей вроде Розенберга, – но если бы фашистский ужас не заставил человечество прихлопнуть этот эксперимент, – нашлись бы философы – подвели бы базу! Без «Заратустры» бы не обошлось, хотя, к счастью для Ницше, его завербовать не успели – сошёл с ума вовремя.

К чему только не оказывается причастен интеллект в безумной человеческой истории! На чьей только стороне не находят ему место! Как только не ухитряется он сохранять присутствие духа и приличное выражение лица!

Получив в подарок будущее, герой романа Харичева, как мы помним, «изобразил нечто наполовину веселое, наполовину усталое на лице».

Это «нечто» не вызвало у меня вопросов, а вот что оно «на лице» – показалось синтаксически странным.