Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке
— Жуков маршалом, значит, станет… — задумчиво ответил Кирьян Богатырев. — А ведь как я, унтером был…
А Рита, ровно не услышав его, продолжила:
— Русского в Москве ничего и нет уже. Только памятники архитектуры.
— А люди?
— А люди вроде бы русские. А посмотришь — так уже и нет. Помесь американцев с французами. На все им наплевать, кроме себя.
— Как же вы дошли-то до этого?
— Не знаю я… Вроде бы эту войну выиграли… Выиграем. В сорок пятом. А Советского Союза больше и нет. И России, похоже, нету. Раша Федераша.
— Это чего еще такое?
— Российская Федерация. Республика демократическая.
Дед Кирьян засмеялся:
— Это как при Сашке Керенском, что ли?
— Вроде того… Украина сама по себе, Белоруссия, Казахстан… Все по своим углам разбежались.
— Так ведь понятно. Вона, в годы гражданской — что ни уезд, так республика, что ни волость, так независимая. А потом пришли большевики и всех к стенке поставили. И у вас так случиться. Не могёт Россия без руки сильной. Вот когда ваши эсеры с кадетами все развалят окончательно — новый царь и придет.
— Вряд ли, дедушка Кирьян. Слишком там совесть с выгодой перемешана. Всем все равно. Война тут с Грузией была — так сидели как болельщики и по телевизору наблюдали, как наших убивают.
— Чего это еще за телевиздер?
— Типа кино. Только в каждом доме свое.
— Аааа… — приподнял левую лохматую бровь дед. — Ихний Ленин говаривал, да, что мол, пока народ безграмотен, важнейшими из искусств для них, большевиков, являются кино и цирк. Это у нас еще на шахте какой-то пропагандист говорил. Я так думаю, потому, чтобы народ не думал, а веселился. Вот вишь и довеселились до того, что немец под Москвой сейчас ходит.
— А у нас уже в Москве…
— А у вас уже в Москве, да… А чего ж вы там ничего не делаете-то?
— Так я же вам говорю, дедушка. Все равно всем. Равнодушные стали.
— Ну, вот ты-то же поехала воинов павших хоронить, значит неравнодушная?
— Так что я одна-то могу сделать.
И тут дед Кирьян не на шутку осерчал:
— Ты мне это брось! Одна она… Уж и не одна, а десять человек, говоришь, неравнодушных? А где десять там и еще, поди есть? Да и одна даже, ну и что? Кабы так рассуждали бы все, так и людей-то на Земле уже не было бы. Ты, вот сюда чудом попала, тоже будешь сидеть, ручки сложив? Нет, ты возьми винтовку и немца убей. Пулей, штыком… Потому как если ты немца не убьешь — он тебя убьет! Или другого кого!
Рита помолчала и ответила:
— А вы-то, что тогда не убиваете их?
Дед Кирьян вдруг осекся, замолчал и как-то искоса посмотрел на девчонку.
А потом уже ласково сказал:
— Не обращай внимания, внучка. Чего-то я сам на себя разозлился, наверное. Тебе-то бабе и впрямь — дома надо сидеть. Не бабье это дело — человеков убивать. Бабье дело человеков рожать.
И тягостно замолчал.
— А у меня вот не случилось детишек… Агась… — после тяжелой паузы продолжил он. — Значится, права ты девка… Пора и мне германцев погонять. Хоть не столь я и уклюж, как в молодости, но кой-чего еще помню. Только вот тебе-то, что делать?
И опять замолчал. А Рита пожала плечами.
— По уму, тебе бы надо тут сидеть, да ждать, пока наши не придут. Тем более, ты тут не одна такая. Вона друзья твои — Виталий да Захар — до наших уже поди добрались. Да и ежели вас троих сюды закинул Господь зачем-то, таки и остальных, наверно тоже? С другой стороны, в экой заварухе все ли дойти-то смогут? А? Так что придется и нам с тобой отсюда уходить. Проведу я тебя через линию-то фронта. Она тута вся в дырочках. Только вот ты думай — зачем тебя сюда Господь перенес?
— Наверно, потому что…
— Да не «потому что», а «зачем»! — перебил ее дед. — Про «потому что» будешь дома рассуждать! — и чего-то там еще подумал, но не сказал, смешно пожевав губы и дернув себя за бороду.
В сенях вдруг что-то загрохотало, раздался забористый мат и распахнулась настежь дверь.
В избу вошли трое вооруженных пацанов.
— Здорово, дед!
— И тебе не чихай! — буркнул тот в ответ. — Чего пришли?
Ритка помертвела. Полицаи?
Тот, который зашел первым, снял фрицевскую кепку и оказался неожиданно лысым. В сочетании с бородой, вид у полицая был достаточно импозантный. Что-то среднее между басмачом из прошлого и скинхедом из будущего.
Ритка невольно прыснула.
«Скинхобасмач» покосился на нее, но ничего не сказал.
— Кирьян Василич! Помощь нужна Ваша!
— Смотри-ко, Маргарита! Коське Дорофееву помощь богомола старого нужна стала… — ухмыльнулся дед Кирьян. — Сидайте, чаво уж. Барахлишко тока на Божью ладонь не кладите. В угол, вон, поставьте.
— Дык Бога то нет, Кирьян Василич! Его ж не видел никто!
— Дык и мозгов твоих, Константин, никто не видел. Значит, мозгов у тебя нет! Чаво приперся?
Парни, а это были совсем молодые пацаны лет шестнадцати-семнадцати, поставили две винтовки и немецкий автомат в угол, около метелки и сели за стол.
— Мы, дед, по делу. Ты же тут все места лесные знаешь?
— И чаво?
— Помоги к нашим выйти.
— К каким это нашим еще? — ехидно улыбнулся дед. — Ваши вроде тут…
Один из гостей было вскочил, но Костя удержал его:
— Ты это дед, думай, что говоришь. Ты хоть и враг Советской власти. А помочь должен! Потому как русский человек!
— А вы кто? — поинтересовался Кирьян Васильевич.
— А мы — это партизанский отряд «Смерть немецко-фашистским оккупантам имени Третьего Интернационала»! — гордо сказал Коська.
— Так сразу и не выговоришь… — проворчал дед Кирьян. — А попроще нельзя было? И чего это за фашисты имени третьего интернационалу?
Константин внезапно смутился.
А у Ритки отлегло — пацаны оказались совсем не полицаями, а наоборот.
Партизаны!
Только какие-то они не такие, как в фильмах показывали.
Совсем молодые пацаны, лет шестнадцати-семнадцати. Один, который Костя, слегка бородатый, другие, похоже, вообще еще не брились ни разу в жизни.
И глаза горят.
— Где стволы-то взяли? — строго спросил дед.
— Ну… Это… В лесу нашли… — как-то виновато, будто на экзамене ответил Костя. — Решили на подпольном комсомольском собрании, что надо Родину от немцев защищать! Пошли в лес, поискали да нашли. У павших товарищей. И поклялись там отомстить за них!
— И автомат немецкий там же?
— Ага… Тоже с нашего бойца сняли…
— Мы сегодня фрица замочили! Важного! — встрял тут один из пареньков.
— А ты, молчи, Кузя, когда командир разговаривает! — рыкнул Дорофеев.
— Говори, Кузьма! — строго сказал унтер-офицерским тоном дед.