Александр Маркьянов - Противостояние

   - Значит так... - прапор уже усел примерно начертить схему местности на вырванном из тетради листе и сейчас быстро расставлял пометки карандашом - вот здесь мы их стопорнем. Здесь - видишь, куст - я поставлю МОНку...

   - А если головной дозор будет проверять кусты? - спросил Шило

   - На своей-то территории? - фыркнул прапор. И тем не менее, слова Шила заставили его задуматься. Он обернулся, осмотрел тропу сначала невооруженным глазом, потом в бинокль. И принял решение - другое...

   - Ты прав. Тогда делаем вот что - он быстро стер ластиком несколько пометок, начертил новые - вон там вон есть валун, видите? Под него-то я и подложу "громыхалку" прямо под основание, солидно так. Сигналом к началу операции будет подрыв этой самой громыхалки. Я не я, если камень не свалится на тропу - а в нем несколько тонн. На тропе он, конечно, не удержится - но шарахнет изрядно. Дальше. Вдоль тропы с удалением десять - двадцать метров высаживаем "озимые" - в одну строчку, с интервалом метров двадцать. Это делаем я и Шило - Шило сажает "озимые", я минирую валун и присоединяюсь к Шилу. Грузин - ты с Баем отрезаешь позиции стрелков МОНками - картошку сажать не будем, смысла нет. На неизвлекаемость не ставь - если будет возможность, заберем с собой. Нам еще от хвоста отрываться.

   - Типун тебе на язык, прапор... - недовольно поговорил Шило, хотя понимал, что тот прав. После того, как они нашкодничают на земле, которую пакистанцы считают своей - без хвоста не обойдется. А мины - лучший способ рубить хвост. Поэтому и осторожничает прапор - оставляет запас мин на этот самый случай, на случай хвоста.

   - Типун не типун - а приступаем...

   * Симург - полноприводный пикап

   ** лягуха - ОЗМ-72, подпрыгивает на полтора метра и взрывается, целое отделение разом лечь может. МОНка - мина направленного действия, взрывчатка и поверх нее с одной стороны - готовые осколки. Тоже подорвется - хорошего мало. Существует в различных вариантах МОН-50, МОН-90 и т.д.

   Хотя в караване и не было ни одной машины - машинами груз гоняли в пустыне Регистан, а не здесь, через горы, где иногда и баран горный не пройдет - все равно караван выглядел солидно. Очень...

   Солидно он выглядел прежде всего из-за своих размеров. Восемьдесят два осла - неприхотливые, маленькие животные, способные нести столько же поклажи, сколько весят они сами. Поклажу сгружали с машин - тут же, параллельно каравану приткнулись два старых, "носатых" Мерседеса с высокими бортами. Быстро выстроив три цепочки, низкорослые беженцы - их всегда привлекали для такой вот работы, платя сущий мизер - перебрасывали из рук в руки груз, а последний упаковывал их в переметные сумы - хурджины и грузил их на ослов. В основном - одежда, трикотаж, простенькая японская бытовая техника. Это сверху, снизу, прикрыв вещами - обязательно по двадцать - тридцать килограммов героина. Белой смерти...

   Похлопывая плеткой по штанине, Барьялай расхаживал перед колонной. Погода была идеальной - не холодно, не жарко и нет ветра, синее небо и желтый диск солнца над головой. Идти одно удовольствие...

   Идти предстояло пешком весь маршрут отсюда и до ближайшего базового лагеря по ту сторону границы. Некоторых подвозили к самой границе - но его люди пойдут пешком. Много молодняка, надо присмотреться, как они идут. Возможно, кого-то придется отставить здесь, в Пакистане. Сейчас его бойцы расхаживали перед караваном, важные как павлины. Кто-то смеясь проводил пальцем по горлу - показывал как он будет отрезать головы шурави.

   Американец появился в последний момент - его привез Курран на своей большой, черной машине. Глядя на прикид американца, Барьялай нахмурился - вырядился как на проклятую охоту. Белый господин, мать его... Светло-серый охотничий костюм, черные очки, и как заключительный аккорд - гребаная шляпа.

   - Казанзай! - позвал Барьялай одного из своих моджахедов, который знал английский язык - держись рядом со мной! Будешь переводить!

   Вдвоем Барьялай и Казанзай подошли к джипу, возле которого переговаривались американцы...

   - Переводи - кивнул Барьялай - я командир полка Исламской партии Афганистана Барьялай...

   - Называй этого господина "мистер Джонс" - сказал Курран, господин же этот ничего не сказал, просто молча кивнул

   - Казанзай. Иди и посади этого господина на осла, который будет ехать рядом со мной.

   Казанзай поклонился, прижимая руку в груди.

   - Да, эфенди... Идемте со мной, эфенди...

   Маллен ни слова ни говоря пошел за низкорослым афганцем. В руке у него было нечто вроде небольшой сумки или планшета.

   Барьялай смерил взглядом своего куратора

   - Кто этот человек?

   - Тебе следует знать только что, что тебе заплатили деньги за его переправку через границу. И тебе следует знать - что будет с тобой и с твоими людьми, если он не дойдет до Тангая. Больше тебе ничего знать не нужно.

   Вожак бандитов немного подумал. Сейчас бы он скорее всего отказался - но деньги были ему уже переведены

   - Я доведу его до Тангая. Но дальше его судьба - в руках Аллаха

   Американец кивнул, подтверждая это.

   - Аллах с вами.

   - Да, Аллах с нами...

   Разделенная на две части великой войной Германия, помимо одной из самых охраняемых в мире границ, отделяющих немцев от немцев имела и разделенную столицу. Берлин, ставший символом двух разных Германий был разделен на две части - Западную и Восточную. Делили столицу в спешке, уже после войны, можно сказать - резали по живому. В некоторых местах получалось так что метропоезда из восточной зоны были вынуждены проходить по территории западной - но с этим уже ничего нельзя было поделать. И конечно же, символом разделения была Берлинская стена - уродливое сооружение из опутанных колючей проволокой высоких бетонных плит, с вышками, сигнализацией, запреткой, словно старый уродливый шрам на теле великого города. Пропускные пункты - самым известным был "Чек-пойнт Чарли" - охранялись и с той и с другой стороны вооруженными, не спускающими глаз друг с друга солдатами. Берлинская стена для многих была хуже, чем стена, для многих она была приговором. Их городу, их стране, их народу*...

   В каждом секторе Берлина был свой аэропорт, свои воздушные ворота. В Восточной Германии - ГДР - был аэропорт Шонефельд, а воздушным воротами Западного Берлина был Темпельхоф, расположенный в самом центре западного сектора на нескольких гектарах драгоценной берлинской земли. И если Шонефельд был просто аэропортом - он и по размерам был небольшим, и по архитектуре больше напоминал здание кинотеатра, а не аэровокзала - то на Темпельхоф ни денег, ни места не жалели. Темпельхоф был единственными, не контролируемыми восточными немцами воротами в Западный Берлин, он же был символом того, что чтобы не случилось - Западный Берлин не удастся задушить в тисках блокады. В конце сороковых Сталин уже попытался это сделать - и тогда аэропорт стал буквально дорогой жизни, до которой американцы перекинули воздушный мост, перевозя самолетами все что было нужно для жизнедеятельности города. Сейчас перспектива повторения подобного в случае серьезных осложнений была призрачной - учитывая, сколько советских и восточногерманских самолетов ждали своего часа на аэродромах - но с задачей быть символом Темпельхоф справлялся вполне.