Андрей Ерпылев - Запределье. Осколок империи

— Давайте пройдем в комнату, ТОВАРИЩ, — надавил «интеллигент» на последнее слово, подчеркивая этим, что «гэпэушники» явились в дом Еланцева не как враги. Слово «товарищ» устанавливало между ним, сыном царского офицера, и «слугами народа» почти что знак равенства, не то что казенное «гражданин». Позже Алеше стыдно было признаться себе, но при этом обращении он испытал огромное облегчение.

«Кожаные» было двинулись следом за хозяином и гостем, но последний сделал останавливающий жест ладонью, и беспощадные «церберы Революции» покорно остались в прихожей.

Алексей провел очкастого чекиста (недавняя смена аббревиатур ничего в их сущности не меняла) в свою крохотную комнатку, выгороженную из бывшей лакейской, и усадил в продавленное кресло, сам примостившись на углу по-прежнему расправленной тахты.

— Алеша, — раздался из соседней комнаты (также бывшей части той же лакейской, разгороженной дощатыми щитами натрое) встревоженный тетушкин голос. — К нам кто-то пришел?

— Ничего, тетя, — громко ответил Еланцев, делая знак насторожившемуся чекисту, что все в порядке. — Это ко мне. По службе.

— Тетя, — пояснил он, понизив голос, гостю. — Жена брата моего отца. Старшего. Больна. Не встает.

При общении с «пролетариями» он невольно перенимал их манеру общения рублеными фразами и презирал себя за такое «хамелеонство». Но что делать — надо было приспосабливаться, чтобы выжить…

— Тиф? — поинтересовался чекист, опасливо косясь на дверь.

— Нет, — махнул рукой юноша. — Тромбофлебит, осложненный полиартритом. Это не заразно, — на всякий случай успокоил он собеседника, вдруг засомневавшись, что тому понятны такие мудреные медицинские термины.

— Хорошо, — успокоился чекист. — А то тиф, понимаешь, штука такая… Значит, вдвоем с тетушкой живете? Тесновато-о…

— Что делать, — развел руками Алексей. — Квартирный вопрос. Слава бо… э-э-э… что хоть одну комнату на три разрешили разгородить. Зато отдельный выход, — похвастался он. — Правда, на черную лестницу.

— Это я заметил, — покивал головой очкарик. — Очень удобно. Особенно если выйти куда ночью приспичит или придет кто… Никого не потревожишь.

— Что вы имеете в виду? — теперь насторожился уже юноша. — Я по ночам никуда не хожу. Да и вы — первые ночные гости.

— Да не волнуйтесь вы! Это я так — от чистого сердца. В самом ведь деле удобно: раз — и на улице. А то через парадное тащиться…

По глазам за блестящими стеклышками было видно, что говоривший эти слова не такой уж простачок, поэтому Алеша решил держать ухо востро.

— А какова, собственно, причина… — начал он, но гость перебил его.

— Да не волнуйтесь вы! Все в порядке. Мы навели справки и выяснили, что вы, Алексей Владимирович, к Советской власти вполне лояльны, в войне ни на одной из сторон участия не принимали по причине малолетства… Вам ведь сейчас?..

— Девятнадцать лет.

— Вот, девятнадцать. Значит, когда мы Врангеля в Крыму прикончили, вам было всего четырнадцать. Нежный, так сказать, возраст. С отцом-белогвардейцем не виделись с девятьсот восемнадцатого…

— Даже больше. Я в одна тысяча девятьсот восемнадцатом уже жил здесь, у тетушки и покойного дяди… То есть как белогвардейца? — дошли до него слова гостя. — Я ничего такого… Отец воевал на германском фронте, но потом…

— Белогвардейца, белогвардейца, не прикидывайтесь, — ласково пожурил его гость, укоризненно качая головой в так и не снятой в помещении кепке. — Вам это отлично известно.

Алеша обмер.

«Все! — стучало у него в висках. — Сейчас загребут под микитки и — на Лубянку. А оттуда — одна дорога…»

— Да не бойтесь вы! Ишь, как побледнели! Ну и что с того, что знаете про отцовские делишки? Гражданская война когда закончилась… А вы себя зарекомендовали человеком Советской власти не вредным, даже полезным. В архиве, вот, служите, общественную работу ведете. В институт, вот, хотели поступать.

— Не берут, — отвернулся Еланцев. — Происхождение не позволяет.

— Ну, это дело, Алексей Владимирович, — улыбнулся тонкими губами чекист, хотя глаза его за стеклышками очков оставались пустыми и холодными, — поправимо. Если мы с вами поладим — органы могут походатайствовать за вас. Составить, так сказать, протекцию, старым языком выражаясь.

Алексей сглотнул. Чекист его вербовал, и это было видно невооруженным глазом.

— Что я должен сделать для этого?

— Что? Да ничего особенного. Вот этот человек вам не знаком?

Очкарик, не торопясь, извлек из-за пазухи сложенный вчетверо листок хорошей плотной бумаги и развернул.

С рисованного портрета на Алешу глянуло абсолютно незнакомое лицо человека средних лет. Невзрачное, надо сказать, лицо — правильной формы с аккуратными ушами, бровями и носом, чуть широковатым узкогубым ртом и маленькими острыми глазками, прячущимися под тяжелыми веками. Без особых, как говорится, примет. Таких лиц на улицах столицы можно было встретить тысячи, если не десятки тысяч. Волос незнакомца видно не было — их закрывал невнятно прорисованный головной убор, который можно было принять за что угодно. За кепку, военную фуражку, шляпу-котелок и даже солдатскую папаху, постепенно выходящую из «моды» даже среди «гегемонов». Шея тоже пряталась за высоко поднятым воротником.

— Совершенно! — облегченно ответил юноша, тщательно изучив мастерски прорисованный портрет: он страшился узнать в карандашных штрихах знакомые черты и был рад, что не узнал.

— Вы внимательно смотрели? Внимательно? — внезапно гаркнул чекист так, что за тоненькой фанерной перегородкой снова заворочалась в своей постели тетушка. — В глаза мне смотреть! Внимательно смотрели?

— Конечно… — залепетал Еланцев. — Я не знаю этого человека… И не видел никогда… А что, он…

— Ну и ладно, — так же внезапно снова подобрел чекист. — Не знаете — и ладно. Нате, держите, — сунул он в руку юноше портрет. — И внимательно изучите на досуге.

— Зачем…

— Этот человек может в ближайшее время выйти на вас, Алексей Владимирович.

— Но…

— А вы сообщите нам, как только его увидите. Если визит будет внезапным — назначьте новую встречу. И обязательно предупредите нас. От вас и только от вас будет зависеть, как дела повернутся дальше. Поступите ли в институт, куда стремитесь, или…

Говоривший сделал паузу, ожидая вопроса, но не дождался его и закончил сам.

— Или. Но второй вариант, я думаю, вас не устроит. Так что внимательно изучите портрет. Вряд ли этот человек придет сюда — встреча может состояться где угодно. Но мы должны узнать о ней первыми. Позвоните по этому телефону или придете по этому вот адресу… — на стол легла исписанная бумажка. — Вы меня поняли? Вижу, что поняли. Не прощаюсь…