Филип Дик - Человек из Высокого Замка

Подобно послевоенным бумажным деньгам, антиквариат продолжал оставаться в цене до тех пор, пока она не подвергалась сомнению. Ложь еще никому не наносила и не нанесет ущерба до самого Судного дня. А тогда все так или иначе потеряет всякую цену. Но пока никто об этом не вспоминал; даже те, кто кормился от реализации предметов «старины», старались не думать о том, чем занимаются, сосредоточивая основное внимание на чисто технической стороне вопроса.

— Когда ты перестал проектировать оригинальные предметы? — спросил Мак-Карти.

Фринк пожал плечами.

— Да уже много лет назад. Мне чертовски хорошо удавались копии, однако…

— Знаешь, о чем я думаю? Даже тебя заразила гитлеровская пропаганда. Ты поверил в неспособность евреев творить, они, мол, могут лишь торговать и посредничать. — Мак-Карти устремил на Фринка немигающий взгляд.

— Может, и так, — признался Фринк.

— А ты попробуй. Сделай какой-нибудь оригинальный узор. Или начни работать непосредственно по металлу. Развлекись. Вспомни детство.

— Нет.

— Тебе недостает уверенности, Фрэнк. Ты полн стью утратил веру в собственные силы. Очень жаль, уж мне-то хорошо известно, сколь многое от этого зависит. — Мак-Карти отошел от станка.

«Действительно, очень жаль, — думал Фринк. — Жаль, но это факт. Я не могу заставить себя уверовать в собственные силы, только лишь потому, что это необходимо.

Этот Мак-Карти — чертовски хороший мастер. Он способен пришпорить человека, спровоцировать его на максимальные усилия, заставить выложиться полностью, даже вопреки желанию. Он — прирожденный руководитель: минуту назад он почти что убедил меня. Но сегодня Мак-Карти отступился, его уговоры не подействовали.

Жаль, что при себе нет гадательной книги. Я бы посоветовался с ней, обратился бы к ее опыту, опыту глубиною в пять тысяч лет». И вдруг он вспомнил, что экземпляр «И-чинг» находится в бюро Компании «У-М», и во всю прыть помчался по коридору, соединяющему цеха с Дирекцией.

В холле он уселся в металлопластиковое кресло и записал вопрос на обратной стороне конверта: «Согласиться ли мне на предложение заняться самостоятельно творчеством?» И приступил к гаданию, — на этот раз используя монетки.

В нижней линии выпала семерка, во второй и третьей — тоже. Отсюда получилась нижняя триграмма: «Ч'иен». Доброе предзнаменование; «Ч'иен» означало творческую силу. Затем четвертая линия — восемь. «Инь». Пятая линия, тоже восьмерка. «Боже Всемогущий! — подумал он с воодушевлением. — Еще одна линия «Инь», — и я получу одиннадцатую гексаграмму, — «Т'аи» — «Мир». Очень благоприятное решение». Или… Когда он встряхивал монетки; руки тряслись: линия «янь» и двадцать шестая гексаграмма, «Та ч'у»> — «Великий Насыщатель». Оба знака — благоприятны, должен выпасть один из них. Он подбросил три монетьь «Инь». Шестерка. Итак, «Мир».

Он раскрыл книгу и прочитал пророчество:

Мир. Низменное уходит, приближается великое.

Везение. Успех.

Итак, ему нужно последовать совету Эда Мак-Карти. Основать свое, пусть небольшое, дело. А теперь еще:

шестерка вверху — единственная подвижная линия. Он перевернул страницу. Что скажет текст? Он не помнил наизусть, но это должно быть нечто благоприятное, потому что вся гексаграмма весьма благосклонна: соединение Неба и Земли. Однако первая и последняя линии всегда находятся вне гексаграммы. Поэтому шестерка — наверху… Его взгляд мгновенно нащупал нужный текст:

Стена обрушилась в ров. Не выступай с оружием,

Но поддерживай порядок в городе.

Ты поступаешь правильно,

Однако тебе не избежать обвинений.

— Клянусь моим натруженным горбом! — выдохнул он потрясенно, а затем прочитал комментарий:

Изменение, предсказанное половиной гексаграммы, начинается.

Городские стены, обрушившись, засыпают рвы.

Приближается час поражения.

Несомненно, самая зловещая из трех тысяч линий, заключенных в книге. Но пророчество все же благоприятное.

Чем он должен руководствоваться?

Каким образом приговоры судьбы оказались столь противоречивыми? Никогда еще у него не случалось такого: удача и поражение переплелись в предсказании гадательной книги; странный приговор судьбы — Оракул, будто безумный повар, зачерпнул со дна котла и извлек оттуда всевозможную дрянь, но потом одумался и щедро одарил его светом. «Будто сразу я нажал на две клавиши, — пришло Фринку в голову сравнение, — механизм заело, отсюда и этот искаженный образ реальности…»

«Черт возьми! Должно ведь быть что-то одно, — думал он. — Нельзя же одновременно победить и быть побежденным».

А, может быть… возможно?

Ювелирное дело принесет успех, — предсказание имело в виду именно это. Но вот та самая линия, — будь она проклята! — должна относиться к чему-то, несомненно, более глубокому, — к какой-то грядущей катастрофе, отнюдь не связанной с производством ювелирных изделий. Это — злой рок, подстерегающий меня, что бы я ни делал…»

«Война… — предположил он. — Третья мировая. Водородные бомбы сыплются градом. Все два миллиарда людей уничтожены. Цивилизация стерта с лица Земли.

Ой, гевалт![13] Что ж это делается? Неужели я привожу в действие всю адскую машину? Или же некто, совершенно неведомый, строит мне козни? А может быть, мы все, вместе взятые? Проклятые физики с их теорией синхронности: каждая частица связана с остальными, стоит только пукнуть, — и равновесие мироздания нарушится. В таком случае жизнь становится одним большим анекдотом, ибо нет более ничего, на что стоило бы отважиться. Я открываю книгу и получаю отчет о таких надвигающихся событиях, которые даже Господу Богу хотелось бы сдать в архив и вытравить из памяти. Кто я такой? Одно могу сказать точно: все это — не по мне.

Придется забрать инструменты, взять у Мак-Карти двигатели и собрать станок, а потом запустить-таки свое жалкое дельце, невзирая на зловещие линии судьбы. До самого конца я должен творить так хорошо, как только смогу, пока «стены не обрушатся во рвы» и не погребут под обломками нас всех, все человечество. Это и есть то, о чем хотела сообщить мне гадательная книга. Рано или поздно злой рок всех нас отправит на эшафот. Но до того, как это случится, я обязан делать свое дело — работать головой и руками.

Предсказание касалось только меня и моего дела, но одна линия говорила обо всех нас.

Я слишком мелкая сошка. Мне суждено лишь прочитать предначертанное, а затем, склонив голову, продолжить как ни в чем не бывало свой путь; предсказание не означает необходимости выскочить на улицу и начать вопить, привлекая всеобщее внимание.