Дмитрий Казаков - Высшая раса

Последовал кивок охранникам:

– Берите его. Но осторожно, без членовредительства.

Капитана подняли и понесли. Затих позади удивленный ропот товарищей. Лязгнула запираемая дверь, и мимо поплыли стены коридора. Петр успевал лишь слегка шевелить ногами, время от времени касаясь ими пола, с такой скоростью его тащили.

Замелькали ступеньки винтовой лестницы, и подвал остался внизу. Пленника повели, точнее, потащили через переплетение коридоров и лестниц. Скоро он совершенно потерял направление. Пришел в себя лишь в большой комнате, когда его усадили на стул. Руки так и не связали.

Сквозь открытое окно врывался восхитительно свежий воздух. В первые мгновения Петр просто дышал, освобождая легкие от смрада подземелья. Мелькнула мысль о побеге, но быстро пропала. За окном виднелся только самый верх замковой стены да еще небо. Так что, если выпрыгнуть наружу, то после удара о землю способность передвигаться будет невелика, если будет вообще.

Отдышавшись, разведчик осмотрелся. Целую стену занимал огромный книжный шкаф. Корешки некоторых книг были чудовищной толщины, другие фолианты выглядели очень древними. Пахло в помещении старой бумагой.

Сбоку от окна стоял массивный письменный стол, изготовленный, скорее всего, в прошлом веке, когда делали прочно, на столетия. За ним виднелось кресло с высокой спинкой. В остальном комната была удивительно пуста.

Послышался шум шагов, и вошел Виллигут. Вслед за ним появились двое охранников, тех же самых, что были в подземелье. Один из них тащил какой-то сверток.

– Я знаю, что вы говорите по-немецки, – сказал бригаденфюрер, усаживаясь в кресло.

– Да, – мрачно буркнул Петр.

– Хорошо, – Виллигут удовлетворенно кивнул. – Вам принесли одежду, так что переодевайтесь. А то сейчас от вас слишком пахнет.

И немец сморщил длинный аристократический нос. Капитан развернул сверток, положенный ему на колени. Там оказалась ослепительно белая форма унтерштурмфюрера тридцать седьмой кавалерийской дивизии СС «Лютцов».

– Я не буду это носить, – проговорил Петр решительно, и одежда полетела на пол.

– Зря, – печально вздохнул Виллигут. – Гражданской одежды у нас всё равно почти нет. Есть еще черная форма, есть серая, и в большом количестве. Но ее я вам даже и не предлагаю. Надевайте это.

– А вот вы стали бы носить форму Советской армии? – спросил Петр воинственно.

– Да, – кивнул старый эсэсовец. – Если бы не было иного выбора. Не в форме дело. Вот если бы на мне не было этого мундира, разве бы вы отнеслись ко мне по-другому?

– Ну, скорее да, – поколебавшись, ответил Петр.

– Эх, сильно же вас изуродовало большевистское воспитание! – Виллигут укоризненно покачал головой, словно дедушка, слегка осуждающий любимого внука. – Надо смотреть на внутреннюю сущность, а не на внешнюю оболочку! Можете содрать нашивки и погоны, если они так мешают.

Петр угрюмо набычился:

– Не буду! И зачем вы, вообще, меня сюда притащили? Уж лучше в подвале, но с товарищами, чем здесь, с вами!

– Ладно, – довольно легко согласился Виллигут. – Не хотите одеваться – ваше дело. А цель вашего освобождения я объясню позже. Сейчас же позвольте представиться. Я – Карл Виллигут.

– Ну-ну, – хмыкнул Петр. Но собеседник не обратил на его скепсис никакого внимания.

– Вы ведь родом из Прибалтики? – спросил он.

– Нет, – ответил Петр уверенно. – Я с Поволжья.

– Хм, странно, – бригаденфюрер нахмурился, но тут же просиял довольной улыбкой. – Там ведь была республика немцев, если не ошибаюсь?

– Была, – кивнул капитан, не очень понимая, к чему клонит нацист.

– Так вот, вы по крови – немец, ариец, если хотите, – Виллигут говорил терпеливо и спокойно, словно учитель в классе для умственно неполноценных детей. – И имя ваше должно звучать как Петер Радлофф!

– Ну уж нет, – замотал головой Петр. – Я – советский человек, а уж кто по крови – это неважно!

– Это как раз важно, – бригаденфюрер устало вздохнул, явно досадуя на непонятливость собеседника. – Всё же еврейские комиссары забили вам мозги своими бреднями! Помните тот прибор, которым я вас обследовал в подземелье?

– Конечно.

– Так вот, это блуттер,[18] изобретение профессора Хильшера. Он позволяет с высокой точностью определять, кто человек по крови! – Виллигут вновь улыбнулся.

– Это какой-то бред, – сказал Петр, не ощущая в себе особой убежденности. – Это невозможно!

– Всё возможно! – лицо старика стало серьезным. – Когда за дело берется наука, вооруженная истинно прогрессивным арийским подходом к проблеме и не замутненная еврейскими предрассудками! Сейчас я всё объясню. В свое время доктор Бруно Шультц, гауптштурмфюрер нашего Ордена,[19] создал шкалу для оценки кандидатов в СС с точки зрения их расовой чистоты. Он выделил пять групп: чисто нордическую, преобладающе нордическую или же фалическую группу, группу с гармонической смесью обоих рас с легкой примесью альпийской, динарской и средиземноморской крови. В четвертую группу он выделил гибридов с преобладанием восточной крови, а в пятую – метисов неевропейского происхождения.[20] Понятно, что использовать эту классификацию из-за ее расплывчатости при создании прибора было невозможно. Пластомер доктора Роберта Бюргера-Вилингена[21] слишком неудобен в обращении. Профессор Хильшер предложил свою методику. Он выделил восемь типов крови, что может течь в жилах современного европейца: арийскую, балтскую, романскую, кельтскую, славянскую, угорскую, тюркскую и еврейскую.

– И что? – спросил Петр. Голова его от большого объема бессмысленных сведений, потребляемых натощак, непомерно раздулась, и логику бригаденфюрера он улавливал с большим трудом.

– А то, что прибор показывает, сколько процентов какой крови находится в том или ином человеке. Таким образом, мы получаем научно обоснованную возможность определить, кто является арийцем, а кто – нет!

– И зачем?

– Как? – седые брови Виллигута взлетели почти к волосам. – Это же коренной вопрос для нас! В практике СС использовалась длиннющая процедура бумажной проверки всех предков человека с 1800 года для рядовых, и с 1650 – для офицеров. Она занимала очень много времени, да и не могла дать полной гарантии. А с появлением блуттера все эти трудности преодолены!

– Почему же прибор так и не нашел применения? – Петру всё труднее было сидеть. Кружилась голова, болели мускулы. Сказывались пытки и усталость.

– Во-первых, слишком поздно он оказался изобретен – в январе сорок пятого, – вздохнул бригаденфюрер. – А во-вторых, многие из руководителей Рейха оказались бы после проверки не столь чистокровными арийцами, как им хотелось бы. Поэтому нашему изобретению не дали хода.