Иосиф Сталин, его маршалы и генералы - Леонид Михайлович Млечин
Имея в своих руках все блага жизни, недостижимые для всех, в особенности в первые годы после революции, Енукидзе использовал все это для личных грязных целей, покупая женщин и девушек... Контрреволюция, которая развилась в его ведомстве, явилась прямым следствием всех его поступков — стоило ему поставить интересную девушку или женщину и все можно было около его носа разделывать...»
Отбывавший ссылку в Оренбурге сторонник Троцкого Виктор Серж воспринял эту историю иначе:
«Старый кавказский большевик, товарищ молодости Сталина, тоже грузин, Авель Енукидзе был секретарем ЦИК с момента образования Советского Союза.
На своих высоких постах он проявлял такт, либерализм и великодушие, насколько это вообще допускалось в те времена. Его порядочность, очевидно, стала помехой готовящемуся великому сведению политических счетов. Снятый с постов, переведенный на второстепенную работу, Енукидзе постепенно исчез из поля зрения...»
Отправленный на работу в провинцию, Енукидзе рьяно принялся за дело, надеясь заслужить прощение. Не понимая, что он в любом случае обречен. Вождь не позволил ему остаться даже на скромной должности руководителя северокавказских курортов. Возненавидев кого-то, вождь не успокаивался до тех пор, пока окончательно не добивал свою жертву.
7 сентября 1935 года раздраженный Сталин писал из Сочи Кагановичу, Ежову и Молотову:
«Как Евдокимов, так и Шеболдаев (первые секретари Северо-Кавказского и Азово-Черноморского крайкомов. — Авт.) утверждают, что назначение Енукидзе уполномоченным ЦИКа создало двусмысленное положение для партии, правительства и местных организаций в Кисловодске.
Он исключен из партии, и вместе с тем он выше местных организаций по положению, так как он является уполномоченным ЦИКа. Так как Енукидзе не сознает своего падения, а скромностью он не страдает, то он берется контролировать местные организации, дает им задание, распределяет отдыхающих ответственных товарищей по санаториям, дает им помещение...
Люди, оказывается, поговаривают о том, что исключение Енукидзе из партии есть по сути дела маневр для отвода глаз, что он послан в Кисловодск для отдыха, а не для наказания, что он будет восстановлен осенью, так как у него в Москве «есть свои друзья». А сам Енукидзе, оказывается, доволен своим положением, играет в политику, собирает вокруг себя недовольных и ловко изображает из себя жертву разгоревшихся страстей в партии.
Двусмысленность положения усугубилась тем, что Енукидзе ездил к Серго, гостил у него и беседовал «о делах», а Орахелашвили, будучи в Кисловодске, дни и ночи проводил вместе с Енукидзе.
Мне кажется, что, назначая Енукидзе уполномоченным ЦИКа, мы не учли этих обстоятельств и допустили ошибку, ставящую партию в двусмысленное положение.
Я думаю, что надо немедля ликвидировать допущенную ошибку, освободить его от занимаемой должности и назначить на другую, меньшую работу, скажем, в Ростове, в Харькове, Новосибирске или в другом месте, но не в Москве и не в Ленинграде.
Калинин и Шкирятов одобряют мое мнение».
Матвей Федорович Шкирятов, безграмотный и злобный человек, нашел себя на месте инквизитора — секретаря партколлегии Комиссии партийного контроля при ЦК. Он восторженно поддерживал все репрессии.
Но с какой легкостью предал своего недавнего соратника и помощника Михаил Иванович Калинин!
А ведь так поступали не все.
За Енукидзе следили, все его встречи и разговоры фиксировались. Но член политбюро и нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе и бывший первый секретарь Закавказского крайкома Мамия Орахелашвили, назначенный заместителем директора Института Маркса—Энгельса—Ленина при ЦК, не считали возможным отвернуться от старого друга.
Сталин такой сентиментальности не понимал.
8 сентября генсек вновь написал Кагановичу:
«Посылаю Вам записку Агранова о группе Енукидзе из «старых большевиков» («старых пердунов», по выражению Ленина). Енукидзе — чуждый нам человек. Странно, что Серго и Орахелашвили продолжают вести дружбу с ним».
Каганович немедля откликнулся на пожелание Сталина и доложил вождю:
«Во исполнение Вашей телеграммы мы приняли сегодня следующее решение:
а) Освободить Енукидзе А.С. от работы Уполномоченного ЦИК СССР по Кисловодскому курорту.
б) Назначить Енукидзе начальником Харьковской конторы Цудортранса...
Очень интересна записка Агранова о группе Енукидзе. Вот действительно гниль. Надо будет все-таки чекистам размотать эту группу. Соответствующее указание я дал т. Агранову».
За множеством дел вождь, казалось бы, должен был забыть о человеке, чья судьба была решена. Но Сталин продолжал думать о Енукидзе. 22 сентября он напомнил Кагановичу:
«Говорят, что Енукидзе не получил еще распоряжения о выезде в Харьков и все еще сидит в Кисловодске».
На следующий день исполнительный Каганович ответил:
«Действительно, Енукидзе из Кисловодска еще не выехал, несмотря на двухкратные распоряжения Благонравова. Сейчас дано категорическое распоряжение, и он не позднее 25 сентября выедет из Кисловодска в Харьков».
Разобраться с Енукидзе поручили Георгию Ивановичу Благонравову, который в дни Октябрьской революции был комиссаром Петропавловской крепости, ас 1918 года служил в транспортной ЧК, которую со временем возглавил и даже стал членом коллегии ОГПУ. В 1931 году его утвердили заместителем наркома путей сообщения, а в августе 1935-го начальником Центрального управления шоссейных дорог и автомобильного транспорта при Совнаркоме.
В качестве главного автомобильного начальника Благонравов потребовал от Енукидзе немедленно приступить к своим новым обязанностям.
Директором Харьковского областного автотранспортного треста Енукидзе проработал до 11 февраля 1937 года, когда был арестован. У него получили показания и на Тухачевского. 30 мая 1937 года Енукидзе подписал протокол допроса, в котором следователь .вписал от его имени такие слова:
«Центром правых было принято решение о создании военной организации... На мой вопрос, кем же привлечен в организацию Тухачевский, Томский ответил, что А.И. Рыковым».
29 октября Енукидзе приговорили к высшей мере наказания по статье 58-8 (совершение террористических актов) и 58-11 (организационная деятельность, направленная на подготовку контрреволюционных преступлений) Уголовного кодекса РСФСР и сразу же привели приговор в исполнение.
Кстати, к тому времени его начальник Георгий Благонравов вернулся в аппарат НКВД начальником Главного управления шоссейных дорог и получил звание комиссара госбезопасности 1-го ранга. Благонравова арестовали через три месяца после Енукидзе и расстреляли тоже через три месяца после гибели Авеля Софроновича...
«Кремлевское дело» стало желанным поводом для тотальной проверки военных кадров, — а не гнездится ли в армии новая измена?
Побег комкора Гая
Массовые репрессии в армии начались, когда Ягоду на Лубянке сменил Ежов. Ягодой Сталин был недоволен, считал, что Генрих Григорьевич слишком долго сидит в органах госбезопасности, потерял хватку, оброс связями, сроднился с аппаратом, успокоился, не видит, сколько вокруг врагов. Новый человек на этом посту сделает больше.
Несколько эпизодов оказались для Ягоды роковыми.
За годы репрессий были арестованы десятки тысяч военнослужащих. Практически
Ознакомительная версия. Доступно 57 из 283 стр.