Девушка из Кашина - Г. Астафьев

Приходят мечты, воздушные, легкие грезы. О счастье, о жизни, о нем… Да, о нем больше всего. Мне скоро шестнадцать лет. В моем возрасте это естественные мысли. Что же плохого в том, что я хочу любви? Ведь это чистое, святое и прекрасное чувство. Может быть, я еще и не знала его… Может быть, то, что было, это только предчувствие любви, призрак ее. Ну что ж! Значит, она еще придет. Я жду…

^{Ина — пионерка}

19 июля

Приехала Нюра. Ходили два раза в лес за грибами. В первый раз попали под дождь и до нитки промокли. Но, несмотря ни на что, все время хохотали. Второй раз ходили удачнее. На этих днях я фотографировалась. Вышла как-то нелепо. Но еще я-то ничего, а Люся прямо каким-то китайским фонариком вышла.

29 июля

Вчера прочла повесть Л. Андреева «Рассказ о семи повешенных». Замечательная книга. Так правдиво и просто рассказывает автор о переживаниях осужденных на смерть. Какая это жуткая вещь — чувствовать неизбежную близость смерти. Я пробовала представить себя на их месте, но ничего не вышло. То мне казалось, что я буду спокойно ждать конца и даже не думать о нем; то казалось, что я буду кого-то умолять, бесцельно метаться…　

Какой же должна быть в самом деле психология осужденного? Мне кажется, каждый должен переживать это по-своему — общего тут быть не может.　

29 июля

В последний день моего детства

Тяжело терять все, что близко и дорого, но тяжелее всего терять детство. Это утро нашей жизни…　

Все самые лучшие, самые дорогие воспоминания связаны с ним. Сегодня я еще девочка, а завтра буду девушкой. Как грустно! Как быстро пролетели те чудные незабываемые годы, которые (увы!) уже никогда, никогда не повторятся. Я стою на пороге к «взрослому человеку»: ведь юность пролетит так же незаметно. А там… Жизнь! Что-то ждет? Что-то встретится?　

Знаю одно: тех чистых, светлых радостей — радостей детства — не будет. Прощай, мое утро. Начинается день, яркий, но утомительный. А там ждет старость. Но доживу ли я до нее? Лучше бы совсем не знать этого вечера жизни. А там… смерть.　

Прощай, детство… навсегда.　

19 сентября

Уже забыла, когда и писала в последний раз. Так много новостей, что даже не знаю, с чего начать. Прежде всего, от моей любви к Л. ничего не осталось. Отошла в область преданий. Затем, учусь я в девятом, но не «а», а «б». Класс очень хороший, особенно девочки. Я уже славно подружилась с Таней Мантьевой и Леной Дорогутиной. Дальше. Люся уезжает. Как тяжело мне будет пережить это!.. И основное: я опять люблю. Но теперь это совсем не то дикое чувство, которое было к Л. Нет, это совсем другое. Но я не понимаю. Неужели можно любить несколько раз и всегда одинаково сильно? Только разница в том, как любить. Л. мне хотелось чувствовать около себя. Хотелось держать его руки, целовать его… А этот… Нет, совсем, совсем не то. С этим я больше всего в жизни хотела бы быть друзьями. Говорить с ним обо всем и думать, нет — знать, что он меня любит. Ему, мне кажется, я никогда не смогла бы сказать первой о своем чувстве. Обидно только за себя. Неужели я такая бесхарактерная, что готова в первого встречного влюбиться? Нет, нет! Он не первый встречный. Он более чем кто-либо достоин этого. И если каким-нибудь чудом произойдет то, что я ему хоть немножечко буду нравиться, то я буду на вершине счастья: нет, вернее — радости. Радость — более разумная вещь. Если бы это могло произойти! Увы! Почти невозможно. Ну, кончу завтра, пора спать. Как жаль, что на бумаге можно выразить только ничтожную часть своих переживаний. Как много мыслей, чувств, желаний и сожалений остаются невысказанными!.. Ну хватит, хватит. До завтра.　

21 сентября

Было комсомольское собрание. На собрании нас выдвинули вожатыми в 3-й класс. Меня и Нюру. К таким малышам… После собрания ходили в кино. Был и он… Но уж лучше бы не был. От этого еще тяжелее.　

Люся уезжает 2-го. Вот и конец нашей милой детской дружбы. Конец самому лучшему, что было у меня в Кашине. Есть ли здесь такая улица, такой дом, такой предмет, с которым не были бы связаны воспоминания о ней!　

Пять лет мы дружили. Сколько теплых, чудных разговоров было за это время, сколько милых невинных радостей, сколько маленьких печалей! И все, все кончилось. Что мне остается?.. Одни воспоминания. С кем я буду делиться своими переживаниями? Кто примет в них такое участие, как Люся? Кто будет плакать над моими печалями и радоваться моим радостям? Никто… Второй такой подруги у меня не будет. Останется Нюра. Но… Разве сможет когда-нибудь Нюра стать для меня тем, чем была Люся? Нет, никогда! Второй Люси не может быть. Возможно, мы и встретимся с ней. Но найдем ли мы тогда друг друга такими, какими расстаемся? Наверное, нет. И не мудрено. Расстаемся мы девочками, а встретимся… Да и встретимся ли вообще когда-нибудь?

Уехала… Все!　

Вчера еще говорила, смеялась, плакала, радовалась. Сегодня нет ее. Эту каплю стеарина посадила она. Ночью, на кровати. Мы сидели и разговаривали, а свеча отчаянно трещала. Сегодня мы ходили с ней за цветами, болтали и хохотали. Даже на вокзале я находила в себе силы весело держаться. А сейчас они кончились. Мысли бегут, печальные. Слез нет. В груди тяжело, тяжело, голос дрожит. Плохо.　

Счастливого пути, мои милые, дорогие дальневосточники! Счастливо доехать!　

Вечером того же дня　

Сейчас пришла из школы. Трудно оставаться одной. Все-таки я еще не так уж тяжело переживаю это, как думала. Или это только пока? Не знаю. Звонила Люсе по телефону в Москву, но их не было дома. Жаль! Мальчики (Герман и Пирушко) обещали дать ей и мне свои фотографии и просили у меня. Ну что ж! Дам обязательно и у них, конечно, возьму. Да, ведь о них я, кажется, еще ничего не писала. Ну вот: это два замечательных друга из детского дома. Я их обоих очень, очень люблю, конечно, не той любовью, но лучше, гораздо лучше. Максим Пирушко нравился Люсе. Он невысокий хорошенький мальчик. У него чудесные глаза с большими ресницами, серые, огромные, такие милые… Но лучше всего он бывает, когда улыбается. Он замечательно рисует, играет и