Дети Ирены - Тилар Маццео
Той зимой женщины воспользовались несколькими из драгоценных, привезенных из Львова свидетельств, чтобы спасти старого друга и его семью. Новые документы избавят от необходимости скрываться доктора Витвицкого и его близких. Ирена все еще носила в гетто кукол, которых профессор изготавливал в тихой комнатке на улице Бжозова в Старом городе. Ирена принесла новую партию кукол в приют доктора Корчака специально для самых маленьких сирот Яна Добрачинского[140]. Она все еще беспокоилась о тех тридцати двух детях и теперь знала их всех по именам и в лицо.
Ирена постоянно убеждала своих друзей — Адама, Еву, Ракель, Йозефа и Алу — бежать и найти убежище на «арийской» стороне. Смерть шествовала по гетто. Ирена найдет им документы и безопасные дома. Она умоляла их согласиться на это прямо сейчас. Когда же те в ответ лишь печально качали головой, она не могла скрыть разочарования, раздражения и беспокойства. Слишком рискованно прятать еврея, Ирена, — вновь и вновь повторяла ей Ева. «Особенной разницы не будет, — говорила она, — на «арийской» стороне то же самое, там тоже голодают и умирают бездомные дети. Детям нужно всего лишь немного заботы и побольше хлеба». Ирена не оставляла попыток убедить ее. Но Ева не могла рисковать жизнями друзей. Она была тверда: «Пожалуйста, не проси меня, — говорила она Ирене, мягко сжимая ее руку[141]. — Я не могу остаться с тобой и подвергнуть тебя такой опасности».
Разговоры с Адамом были еще более выматывающими. Адам был в бешенстве от всего, что творилось вокруг, видя всюду смерть и страдания. Обезумевшие от вседозволенности эсэсовцы стреляли по прохожим как по живым мишеням. Тела каждое утро лежали на улицах гетто как бесполезный мусор. Люди плакали, умоляя о помощи. Ко всему прочему ему казалось, что поляки ненавидят евреев так же сильно, как и немцы. И Ирена хочет спрятать его среди них? Она пыталась воззвать к голосу разума, но выглядело это так, будто она оправдывается, и Адам отстранялся от ее прикосновений. Сможет ли их любовь пережить это? Эта мысль мучила ее. Она не могла потерять Адама, а он тем временем снова уходил в себя и свои книги. Он убегал в прошлое, пытаясь с помощью пыльной истории древних империй разобраться в причинах окружающего кошмара. Когда Ирена пыталась обнять его, дотронуться до его руки или погладить воротник рубашки, Адам отстранялся, и какая-то часть ее спрашивала: только ли гетто стояло между ними? Может быть, он вспоминал свою жену или то, как мать винила его во всех неудачах? А может, тот факт, что он был евреем, а она «арийкой», стал отделять их друг от друга, как и хотелось нацистам? Вина и стыд были знакомы каждому среди этих чертовых стен. Дети вымаливали перед дверями магазинов крошки хлеба, но всякий, у кого он был, мог лишь в ужасе отвернуться и идти дальше. Каждый старался выжить и все равно чувствовал стыд.
Кроме того, настаивал Адам, он не мог бросить молодежный центр. Ирена знала, что это его козырь и убедительный аргумент в любом споре, на который возразить ей было нечем. Кружок Адама заботился о самых больных и маленьких из сирот в гетто, и, подобно коллеге Алы, доктору Ландау, Адам страстно верил в то, что он на поле боя и сражается против варварства. Его безопасность, мягко напоминал он всякий раз, ничего не значит. Она ежедневно рисковала своей жизнью ради беспризорников. Она рисковала, принося в гетто вакцину. Если бы он попросил ее остаться дома ради ее же блага, неужели бы она согласилась? Она знала, что нет. Он был таким же.
Поняв, что уговаривать друзей бесполезно, Ирена вместе с товарищами по обе стороны стены занялась другой, еще более опасной миссией. Она больше никогда не позволит ни одному ребенку вернуться в гетто. Они найдут безопасный приют на «арийской» стороне для всех еврейских детей. Весной 1942 года на улицах «арийской» стороны насчитывалось примерно четыре тысячи беспризорных детей, и две тысячи из них были евреями.
Часть из них действительно были бездомными сиротами, пытающимися прокормиться воровством и попрошайничеством. Но отчаявшиеся семьи из гетто уже посылали любимых, но голодающих детей искать спасения за стеной — детей вроде той девочки, которую встретила Ирка Шульц. Иногда родители пробирались на «арийскую» сторону вместе с детьми, и какое-то время им удавалось скрываться всей семьей. Но чаще родителей расстреливали во время облав или отправляли в концлагеря. Иногда семьи разъединяло тихое чувство долга. Одних членов семьи спасти было легче, чем других. В еврейском квартале это было вынужденной жизненной реальностью. Кто сможет бросить пожилых родителей? Перебраться через стену они все равно не смогут. Детей же, которые еще могли ходить, убитые горем родители посылали на ту сторону или же их помогали переправить в руки друзей контрабандисты. Сотни детей уже проделали опасное путешествие по канализации. В 1942 году Ванде Земской было восемь, когда она ступила в мутные воды под городом. «Стоя над люком, я попрощалась с отцом, державшимся позади, — вспоминает она[142]. — Сам путь через канализацию был довольно трудным. Иногда она напоминала грязную реку… Помню, как тяжело было взбираться по лестнице — я не могла дотянуться с одной ступеньки до другой». Когда Ирена услышала о детях, которые, рискуя своей жизнью, прячутся на «арийской» стороне, у нее уже был готов смелый план.
Вскоре она сделала еще один серьезный шаг. Какова будет судьба детей, ставших сиротами уже в гетто? Малыши не могут покинуть его по своей воле. У них нет родителей, способных отправить их на другую сторону. Ирена каждый день видела этих детей в молодежном центре Адама[143]. Не важно, как сильно он старался их спасти, ему все