Записки москвича - Дмитрий Владимирович Кошлаков-Крестовский

Да, жить им предстояло в настоящей казарме одной из подмосковных учебных частей. Жить по распорядку, установленному для обыкновенных призывников, таких же мальчишек, как и они. «Будешь плохо учиться, пойдешь в ПТУ, а потом в армию!» – слышали они от родителей тем чаще, чем ближе приближались выпускные экзамены. От этого становилось немного тревожно.

Юношеское воображение рисовало огромное, нескончаемое помещение, всё уставленное кроватями как у бабушки на даче, с металлической сеткой-панцирем, скрипучими и холодными. Дощатый пол, залитый бордовой масляной краской, и запах недельной несвежести, как после долгого футбола летом.

Справки оказались у доброй половины потенциальных защитников Родины, так что, когда настал день выезда, у райкома собрались все те же, кто лежал в зимних лужах подмосковного полигона. Кеды, туристские ботинки, спортивные костюмы, пара сменного белья, носки, туалетные принадлежности – всё это аккуратно лежало в рюкзаках десятиклассников. «Икарусы», стоящие ровной колонной, закряхтели, вздрогнули, выпустив густой чёрный дым из выхлопной трубы. Машина сопровождения ГАИ включила сине-красные проблесковые маячки на крыше.

– Поехали, – скомандовал в громкоговоритель розовощёкий майор, еле поместившийся за рулём гаишной «волги». И колонна тронулась.

Время в дороге пролетело незаметно. Иной раз даже казалось, что едут они вовсе не на три дня, а на долгие два года. Толком не успев попрощаться с родными, наспех собравшись. От этого становилось немного грустно, но не покидало ощущение взрослости.

– Всем выйти из автобусов и построиться, – проревел здоровенный старшина в пилотке набекрень со значком первого места на выцветшей гимнастёрке.

Подталкивая друг друга в узком проходе автобуса, торопясь и стараясь не подвести военрука, они высыпали на улицу. Армия встретила москвичей радостным солнечным лучом, выглядывающим из-за тучи, сырым асфальтом плаца и специальным местом для курения в детской, как вначале подумалось, беседке.

Иной раз казалось, что всё происходит не с ними. Суматоха построения, крики сержантов, доклады сердитому старшине, знакомство с взводным. Всё это было в какой-то дымке.

Взводным на эти три дня оказался щупленький рядовой, прослуживший уже полгода и от этого казавшийся совершенно недоступным. Но, как известно, первое впечатление обманчиво. Имя его память не сохранила, а вот немецкую фамилию Теус они запомнили на долгие годы. Уже через день недоступность ушла, как и не было, а еще через день он был полностью в их власти.

Время летело быстрее, чем моргали их глаза, реагирующие на смену эмоций. Удивление, разочарование, радость, грусть… Кросс в ботинках и строевая подготовка в кедах, занятие по уставу и изучение оружия. Всё это было в перерывах между принятиями пищи. Да, именно – принятиями. Или непринятиями. Плотно позавтракав с утра, их молодые организмы требовали пищи, чуть только наступил полдень. Запах общепита наполнял всю часть. Пора, скоро, уже построились.

Из столовой все вышли голодные. Не притронулись ни к похлёбке, которую назвали супом, ни к серым макаронам, слипшимся в свином жире тушёнки. Только полусладкий компот из сухофруктов и два куска почерствевшего чёрного хлеба были поглощены молодыми организмами, не оставив и намёка на утоление голода. Ну, ничего, возможно ужин будет лучше, да и они проголодаются до такой степени, что уже будет всё равно что есть. Тот же строй, тот же запах, тот же стол. Макароны были те же, что и на обед.

Урча желудками, теряя остатки оптимизма, которого должно было хватить ещё на два дня, покурив в «детской беседке», строем отправились в казарму для использования личного времени и скорого отхода ко сну. Обычные солдаты в это время пишут письма домой. О тяготах службы и мыслях о доме. Наши герои не могли молвить и слова, вялыми тельцами устроившись на панцирных кроватях под яркими потолочными лампами. И только две мысли занимали их развитые головы – как бы поесть и нужно хорошо учиться, чтобы поступить в институт. И, если второе можно было отложить минимум на два дня, то первое требовало немедленного действия. Все затаились до наступления отбоя.

Построение, перекличка, команда, сырая кровать, выключили свет. Шорох пакетов и хруст, который раздался мгновенно со всех сторон казармы, наполнил помещение запахом дома. Идиллия, позволяющая окунуться в такие близко-далёкие ощущения дома, продолжалась минут пять. Дико стуча каблуками, в казарму влетели все взводные, Теус громче всех кричал: «Стройся!» Сложилось такое ощущение, что они ждали за дверью, подслушивая и водя носом у замочной скважины.

Последним в казарму победоносно вошёл старшина со значками и пилоткой набекрень. Водя тараканьими усами и маленькими злобными глазками, излучающими быструю расправу над маменькиными сынками из Москвы, собрав все свои строгие интонации в голосе, сообщил, что за то, что мы нарушили распорядок дня, он налагает на нас повинность – стоять по стойке смирно на протяжении часа. И, лихо повернувшись на каблуках, вышел.

Так мы и стояли, босиком на дощатом полу, залитым бордовой масляной краской, с бабушкиными пирожками в руках и теплом дома внутри.

Его детство всё стремительнее оставалось позади. Поезд наращивал обороты…

Можно пересчитать по пальцам, когда его сильно ругали или ставили в угол. А уж знакомство с папиным ремнём и подавно было всего раз или два. Но всё же, как и любой ребёнок, он озорничал. И тогда приходило воспитательное время, придуманное папой. Многими часами он стоял рядом с папой с зажатой ручкой в папиной ладони. Ему было очень стыдно, потому что ему растолковывали те прописные истины, которые он и сам знал, но преступал иной раз. Все беседы давно стёрлись из его памяти, но самую главную он запомнил на всю свою жизнь. Подравшись в детском саду и выслушивая вечернее нравоучение, он услышал поговорку, которой жил всю оставшуюся жизнь: «Без нужды не вынимай, а без победы не вкладывай!»

Он страшно обиделся на родителей, подслушав разговор бабушки с подружкой. У него скоро будет сестрёнка.

Как? Его будут любить меньше? Он становится не тем единственным, с которого сдували пылинки и для которого пекли его любимые пирожки с капустой?

А всё стало меняться с астрономической скоростью. При приближении радостного дня, он всё больше думал о первой встрече. Какая она? Как ему с ней вести себя?

Но он знал одно – родной человечек появляется на свет. Человек, которого он будет любить всю жизнь.

Тёплое летнее утро. Такси. Роддом. Папа и он. Ладошки мокрые от волнения.

Мама. Ещё красивее, чем была. А на руках она.

Первый день знакомства он будет помнить всю оставшуюся жизнь. И ответственность, и гордость за то,