Ольга Грейгъ - «Долой стыд!». Сексуальный Интернационал и Страна Советов

В 1908 году Инесса бежит из ссылки, и уже в начале 1909-го оказывается в Швейцарии, где узнает о смерти своего недавнего любовника Владимира Арманда. Но времени горевать нет, нужно спешно овладевать революционным ремеслом. Засим следуют Париж, Брюссель, Берн и другие чудесные места. Из центра мировой революции поступают все новые и новые приказы, в том числе и в отношении ее: Инессу Арманд обязывают читать труды педагогов и психологов, но эти темы даются с трудом, в чем она признается в своих письмах, к примеру, уже названным друзьям Аскнази. В том же 1909 г., как утверждают советские историки, Инесса познакомилась с Лениным и «с тех пор, навсегда покоренная Лениным-вождем и Лениным-человеком, пронесла Инесса через все свои годы беспредельное уважение, любовь к нему, преклонение перед ним. С тех дней и до последнего, смертного часа жизнь Инессы озарена лучами ленинской дружбы» (там же). Так что неудивительно, что связь их стала постоянной с 1910 года, когда Инесса перебралась жить поближе к Владимиру Ильичу в Париж.

Из истории известно, что в годы пребывания во Франции, в 1911 году Инесса Федоровна Арманд на средства партии сняла в Лонжюмо (в дословном переводе означает «длинная ослица»), пригороде Парижа, большой дом, который приспособили под классы, общежитие и столовую. Здесь создали «партийную школу для рабочих-большевиков из России, делегированных социал-демократическими организациями».

В одном доме с Инессой и ее младшим сыном в Лонжюмо проживали Серго (Орджоникидзе), Семен (Шварц) и Захар (Бреслав); всех же слушателей набралось аж 18 человек, которых местным жителям выдали за… русских педагогов, – как всегда, запросто дискредитировав и русских людей, и педагогов из России. «Серго незадолго перед тем приехал в Париж. До этого он одно время жил в Персии, и я помню обстоятельную переписку, которая с ним велась…» (см. Н. Крупская. «Воспоминания о Ленине»). Среди прибывших – Сема (Семков) из Баку, Чугурин из Киева, Савва (Зевин) из Екатеринослава (впоследствии был убит в числе 26 бакинских комиссаров), С. Искрянистов из Иваново-Вознесенска (после возвращения в Россию после очередного психического приступа покончил с собой), Белостоцкий, Прухняк и Манцев от поляков, другие товарищи. Среди учащихся – и товарищи из местных, из так называемых русских эмигрантов. Известно, к примеру, что в парижскую большевистскую группу в 1911 году входило около 40 человек, среди них: Бритман (пользовался поддельными документами то на имя Казакова, то на имя Антонова), Владимирский (такой же, как и предыдущий «Казаков»), Марк (имел документы на имя Любимова), Лева (документы на имя Владимирова), А. Лозовский (наст. Соломон Абрамович Дридзо), Абрам и Гриша Беленькие, И. Арманд, Л. Сталь, Е. Лилина, Таратута, Гопнер, и, конечно же, великолепная троица: Ульянов, Каменев, Зиновьев.

Среди тех, кто преподавал в Лонжюмо, – «ученик и соратник В. И. Ленина» Н. А. Семашко, вступивший в партию в 1898 году, 19-летним юношей. В своей книге «Прожитое и пережитое» (М., Госполитиздат, 1960), Николай Александрович с теплотой вспоминает время, проведенное во Франции, однако упоминает и о своем преподавании в другом учебном заведении под Парижем, – в так называемой «Новой Русской школе», которую основал бежавший после 1905 года из Российской империи некий И. И. Фриндлер. Школа располагалась в прекрасном особняке с огромным садом. Семашко признается, что преподавал там гигиену и был воспитателем, при этом дети звали его на еврейский манер «докторчик», – ничего удивительного, ведь там учились дети из «эмигрантских» семей; и, к слову, среди учеников был и сын Горького Максим Пешков.

Кроме Семашко лекции по «революционному искусству» в Лонжюмо читали Зиновьев, Луначарский, Стеклов (наст. Нахамкес), Каменев (наст. Розенфельд), Финн-Енотаевский, Арманд, С. Вольский, а также «иностранные» евреи, к примеру, Шарль Раппопорт и другие. По мнению американо-еврейского писателя Вилена Люлечника руководителем партийной школы в Лонжюмо был будущий глава Коминтерна Григорий Евсеевич Зиновьев (наст. Овсей-Герш Ааронович Радомысльский, также правильно Апфельбаум – по матери; 1883–1936). Тот, который после июльских событий 1917 года вместе с Лениным скрывался в знаменитом шалаше в Разливе. И тот, кого впоследствии обыграл товарищ Сталин, спустив с политического Олимпа на тот свет… Однако первым и ведущим специалистом в школе для ослов была… Надежда Константиновна Крупская: она обучала правилам конспирации, шифровке, эзопову языку, а также вела семинары по газетной корреспондентской работе.

Надежда Константиновна, прекрасно осведомленная о характере отношений любившей шокировать парижских коллег большой красной шляпой с огромными и тоже красными перьями Инессы Арманд с ее товарищем-супругом Ульяновым, постепенно прибрала к рукам эту вызывающе-беспардонную дамочку. Крупская, прекрасный психолог, направляя деятельность этой особы, учитывала все нюансы… и то, что молодая мамаша то бросала своих детей, то таскала их за собой по свету, когда всех, когда по одному; и то, что она – мятущаяся и загнанная; и то, что она – алчная и зависимая… Надежда Константиновна постаралась сделать так, чтобы эта зависимость стала обреченностью и проклятием для Арманд до конца ее дней… Взаимоотношения этих двух неординарных женщин, оставивших яркий след в антирусской революции, до конца не известны отечественным историкам и исследователям. Рассказывая о взаимоотношениях в любовном треугольнике: Ленин – Крупская – Арманд, писатели и историки часто задаются вопросом: понимала ли Крупская опасность, исходившую от соблазнительной Арманд, ревновала ли она «вождя мирового пролетариата» к ней?

На мой взгляд, Арманд как рыжая безмозглая рыбешка попалась в сети, искусно расставленные для нее скрытницей Крупской, или Миногой, как презрительно называл ее Ильич, патологически боявшийся своей супруги в последние горячечные годы и месяцы своей жизни, когда уже прогрессировал сифилис мозга и неумолимо приближался конец…

Надежда Константиновна Крупская не видела в соратницах женщин; одержимые революцией сродни блудницам; за дьявольской страстью всемирных разрушений и конспиративной деятельностью, за жесточайшей партийной дисциплиной они растеряли свою женскую сущность. Не могла Надежда Константиновна относиться к ним и как к соперницам, потому что никогда не любила человека, с которым жила; а еще по той причине, что после смерти своего единственного и тайного возлюбленного она сама перестала чувствовать себя женщиной, превращаясь в монстра, в чудовище в простой полотняной юбке и слюнявым ртом. Она знала, что истинный супружний долг – это никак не для нее; для нее – особая сверхмиссия в овладении юных душ будущих строителей коммунизма… потому и стала величайшим педагогом ХХ столетия, идеологом преступной по своей сути советской педагогики…