Дом белого ворона - Фальк Хольцапфель

Клочья мглистого тумана неохотно отступали за стволы пихт и лип. На иголках собиралась утренняя роса. В развилке сучьев дремал енот, пока его что-то не всполошило: раннее утро в Аркенском лесу прорезал рёв какой-то машины. Мерцая в дымке, приближались два огня. Енот бросился искать спасения выше, в кроне дерева, а по дороге под ним протарахтел школьный автобус. Как всегда по рабочим дням, он, покачиваясь, двигался сквозь вездесущий аркенский туман. На каждом ухабе пахнущие затхлостью сиденья выплёвывали в воздух облачка поролона. Звуки, издаваемые при этом автобусом, звучали просьбой о спасении.

Мерле не сомневалась, что машине не даёт развалиться только тысяча жвачек, оставленных здесь многими поколениями школьников. Она зябко поёжилась и поглубже надвинула на лоб шапку. Как же здесь холодно! И дело не в том, что не работало отопление – в этом древнем средстве передвижения его никогда и не было. Мерле рукавом расчистила на заиндевевшем от мороза окне маленький «глазок». Чем целую вечность плыть по Аркену в школьном автобусе, она с гораздо большим удовольствием трусила бы сейчас по лесу на Бильбо. По утрам она всегда первой садилась в автобус, а после уроков выходила из него последней. На спине тяжеловоза она бы не только добиралась быстрее, но прежде всего ехала бы в одиночестве. Она взглянула на взлохмаченную каштановую шевелюру наискосок перед собой. Титус Коста жил почти так же на отшибе, как и она, поэтому оба какую-то часть пути нередко оставались в школьном автобусе единственными пассажирами. И всё же, хотя сегодня она ехала в школу впервые за долгое время, он, войдя в автобус, не сказал ей ни слова и, глядя сквозь неё, плюхнулся на сиденье в соседнем ряду. С тех пор он сидел неподвижно, не отрываясь от окна, как если бы снаружи разыгрывалось что-то потрясающее. Кто бы ни садился в автобус, Титус никогда не поворачивал голову и не произносил ни слова. Мерле, ещё глубже втянув руки в рукава, делала то же самое. Она сосредоточила взгляд на городских окраинах. Мороз и иней превратили деревья и кусты в ледяные скульптуры. В такой мороз время тянулось медленнее, словно зимой дни на час или два длиннее, чем летом. То, что и тёмные ночи из-за этого становились длиннее, её совершенно не смущало. Подышав на стекло, она высвободила пальцы из рукава и принялась рисовать на окне разные фигуры. Несмотря на огрубевшую кожу на кончиках пальцев, холод она ощущала. Пальцы рисовали изогнутые линии и круги, а она думала о Джес и её книжке для записей, страницы которой были заполнены филигранными пересекающимися узорами. Мерле знала, что они не просто для красоты. Она чувствовала силу, мерцающую в изящных значках. Вот бы и ей уметь применять эту силу! Как бы это изменило её жизнь…

Скрестив руки на груди, она втянула голову в плечи. Может, ей повезёт, и автобус просто проедет мимо следующей остановки, или окажется, что Рафаэль и другие заболели или – что ещё лучше – их забрали инопланетяне. С надеждой она осторожно взглянула из-под шапки в окно, и красные кончики её синих волос качнулись в такт мотору. Автобус замедлил ход. Из тумана выступили трёхэтажные дома рядовой застройки, фасадам которых уже несколько сотен лет. Со свистящим звуком автобус остановился. Чтобы не скатиться с сиденья, Мерле пришлось опереться о спинку. Послышалось дребезжание, сопровождаемое глухим хлопком открывающихся дверей.

Никто не вошёл. Неужели ей сегодня действительно везёт? Сейчас двери закроются.

И тут она услышала голос, по которому за последние недели совершенно не скучала:

– Мифус, почему, когда эта колымага открывает двери и я вижу тебя, каждый раз воняет, как на раздаче одежды нищим?

В дверь просунул голову парень. Короткие чёрные волосы сбриты по бокам, а остальные с большими затратами времени и геля уложены в аккуратную причёску. Парень вошёл в автобус, словно тот был его собственностью. За ним по пятам проследовали двое других. Остановившись рядом с Титусом, он пнул ногой сиденье:

– Эй, Мифус, я с тобой разговариваю! Не знаешь, почему здесь так воняет? Может, ты опять во что-то вляпался или совсем отказался от душа даже раз в месяц?

Его дружки придурковато заржали.

– Отвали, Рафаэль, – вяло откликнулся Титус, продолжая смотреть в окно.

Мерле знала, что сейчас будет. С тех пор как она летом [1] впервые пришла в школу новенькой, эта игра повторялась почти каждый день. И в том числе именно поэтому она ненавидела ездить в школу на автобусе. Рафаэль станет цепляться к поношенным вещам Титуса, его непричёсанным волосам и ко всему, что только взбредёт ему в голову, пока они наконец не доедут до школы.

– Впрочем, ты прав, Мифус: значение гигиены сильно преувеличено. Я действительно могу понять, что ты лучше сэкономишь на шампуне и геле для душа, чтобы выложить эти деньги за крутую стрижку. Или ты просто прицепил к голове скрепками раздавленного машиной сурка?

Дружки Рафаэля покатились со смеху, захихикали и другие ученики. Мерле ненавидела их за это.

Титус промолчал. Он сидел неподвижно, и ничто, казалось, его не задевало. Но Мерле заметила, как на скулах у него играли желваки.

Водитель мельком взглянул в зеркало заднего вида, но вмешиваться он бы не стал. Он никогда этого не делал. Рафаэль со своими дружками продолжал отпускать комментарии по поводу поношенных шмоток Титуса, пока им это явно не наскучило и они не принялись высматривать очередную жертву. И Мерле знала, кто станет этой жертвой.

– Ой, смотрите-ка, кто тут снова объявился. Где господин Мифус – там недалеко и госпожа Лошадиная какашка. – Рафаэль ухмыльнулся друзьям, причёски у которых были в точности такие, как у него, только волосы светлее. Мерле наблюдала за их отражением в оконном стекле. Крысоморда и Дурошлёпа невозможно было встретить одних. Следуя за Рафаэлем словно пришитые, они всегда были с ним неразлучной троицей. Кроме шаблонной стрижки они копировали и почти всё остальное. Одинаковые красные спортивные куртки «Аркенских лисов», одинаковые замшевые сапоги, одинаковые тяжёлые золотые цепи, одинаковая тупая ухмылка.

– Эй, Раф, я думаю, Вонючка и Лошадиная какашка – парочка! – воскликнул Крысоморд.

Трое парней загоготали во всё горло. Мерле упорно смотрела в окно.

– Да её мерин обревнуется, если узнает, – попытался поддать жару Дурошлёп.

Теперь троица разошлась вовсю. Заговорщицки, но достаточно громко, чтобы все услышали, Рафаэль, наклонившись к Титусу, спросил:

– Ну, Мифус, расскажи же… как тебе гуляется с зомби?

– Зомби? – удивился Крысоморд.

– Ты разве не в курсе, Вик? – Рафаэль говорил так громко, что