Крыша под руками - Елена Ивановна Кршижановская

Фёдор положил трубку и попрощался с дежурной. Мимоходом взъерошил Севе волосы. Тогда он ринулся за Фёдором, но тот большими ножищами уже прошагал коридор, лестницу. Пока Сева, наталкиваясь на милиционеров, посетителей, пробирался вниз, Фёдор уселся на мотоцикл и включил зажигание.

Не было смысла начинать разговор. Ничего не услышишь, когда мотоцикл растрещится на всю улицу и срывается с места, как футбольный мяч во время игры. Сева грустно посмотрел вслед раздувающейся на ветру клетчатой рубашке и повернул обратно в милицию, но у порога остановился.

Зря это — расспрашивать дежурную про Фёдора. Не будет она говорить адрес, тем более мальчишке, задержанному за плохое поведение. А завтра Фёдор уезжает. Значит, никогда не узнать, чем кончится дело с проигрывателем, кто окажется виноват.

Большая старая лошадь неохотно тащила заваленную мешками и чемоданами повозку, которая скрипела и подпрыгивала на ухабах. По обе стороны повозки молча шли два колхозника, а позади, то и дело поправляя сползающую кепку, весело шагал Сева.

Удачно всё получилось: целый месяц, и, главное, один, без родителей, будет жить в доме лесника. Там на лето сняла комнату знакомая Севиной матери, тётя Клава. Для Севы у лесника нашлась комнатка, тётя Клава обещала присмотреть за мальчиком.

Обидно, что ребят там нет, только дочка тёти Клавы, с которой Сева не был знаком. Но надо надеяться, скучать будет некогда. Можно представить, сколько в лесу ягод, грибов. Говорят, озеро близко, лодка есть…

В дороге особенно заметно, сколько всякой ерунды набирается у одного человека. Сева с отвращением осмотрел своё имущество: вон покачивается на повозке подушка с одеялом. Прекрасно можно спать на сене, но маму не убедишь. А вот полный рюкзак продуктов. Зачем? Правда, в лесу магазинов нет, зато рыбу из озера ешь до отвала. Ох, уж эта мама! Целый чемодан барахла напихала. Проваляется зря, а через месяц тащи обратно.

От станции до лесника пятнадцать километров по ближней дороге. Пустяки, будь она получше. А то камни, рытвины. Ноги попадают в колею. Старая лошадь понемногу разогналась, шпарит приличным ходом. Колхозникам хоть бы что. Шагают, точно по асфальту. Севе хотелось расспросить, как тут живётся, но глупо кричать людям в спины, тем более, раз молчат. Может быть, устали, а им гораздо дальше идти до своего колхоза.

Как было условлено заранее с тётей Клавой, они забрали Севу на станции, чтобы отвезти его вещи вместе со своими. Зашумел ветер. Старик колхозник посмотрел вверх, достал с повозки мешковину и надел углом на голову. То же самое сделал его попутчик. Потом старик прикрыл повозку брезентом и сказал не оборачиваясь:

— Плащ есть? Накинь, паренек.

Не успел он договорить, как полил сильный дождь. От быстрой ходьбы Сева разгорячился, и ему были приятны прохладные струйки воды, текущие за воротник, по лицу. Вскоре дождь превратился в ливень. Старик покопался на дне повозки, вытащил кожаную куртку, протянул Севе.

— Не надо, спасибо, и так хорошо!

Старик положил куртку обратно. Лошадь всё тем же ходом шла вперёд. Точно никакого ливня не было, так же ровно шагали колхозники по обе стороны повозки.

Сева бодрился, сколько мог, но постепенно, сам не замечая, стал злиться. Было жарко под холодными струями, хотя рубашка противно липла к спине. Было жарко от невероятных усилий, от беспрерывного старания удержаться на ногах. Сандалии скользили по глинистой дороге, с чавканием разъезжались куда сами хотели, проваливались в глубокие лужи. Некогда было снимать, возиться с застёжкой: и так отстал. Догнать нужно и уцепиться за повозку, станет легче.

Он напряг все силы, побежал, поскользнулся и угодил в лужу… Лужи хватило как раз, чтобы перемазаться до затылка целиком. Сева чертыхнулся и, помогая себе руками, выкарабкался из лужи. Колхозники ничего не заметили. Сева по-прежнему видел чуть согнутые, блестевшие на дожде спины. Всё тот же ровный, спокойный шаг… Где он видел этих двух людей? Они точно так же шли по лесу рядом с гружёной повозкой, и дождь хлестал, хлестал, а два человека шли — крепкие храбрые мужчины. Для них размытая дорога, лужи, буря — пустяки, не стоящие внимания…

Да. В кино. Замечательная картина о войне. Там шли два партизана, а в повозке было оружие. Один тоже был старый, как этот колхозник. Они шагали, не разбирая дороги, под ливнем, вперёд и вперёд. И наверное, рассмеялись бы с презрением, узнав, что есть такие вот… которые хнычут, злятся из-за промокших сандалий.

* * *

Тучи унеслись, и вымытые листья отряхивали на землю последние капли дождя. Перед домом лесника стояла девочка в красном платье и держала на руках белого козлёнка. Это выглядело прямо как на цветной открытке.

Девочка разглядывала ещё не обсохшего, заляпанного глиной Севу. Он тоже смотрел на девочку и раздумывал, откуда взялась такая городская в глухом лесу, пока не сообразил, что это, должно быть, дочка тёти Клавы.

Из дома вышла тётя Клава и ахнула:

— Сева! Грязный-то какой! Сейчас согрею воды, переоденешься.

— Ещё чего, — пробасил он. — Пойду на озеро мыться. А как идти?

— Простудишься.

— И зимой-то ничего не делается, — поморщился он. Достал из чемодана мыло, трусы, полотенце. — Как идти на озеро?

— Милочка, проводи его.

— А как тебя зовут? — спросил Сева.

— Милочка. Мама же сказала.

Чудацкое имя. Он думал, что мать говорит, ну, вроде милая. Просто нежничает. Козлёнку надоело торчать на руках у Милочки. Он боднул её в подбородок. Милочка дёрнула головой и выпустила его. Козлёнок приземлился на все четыре ноги и поспешно удрал.

Красное платье смято, прилипли комочки земли с копыт и козьи шерстинки. Лицо сердитое. Красивая открытка точно потускнела, зато Милочка стала как-то больше похожа на живую, настоящую девочку. А после того как вместе поплавали в озере, Сева решил, что бывают девчонки и похуже. Изредка можно будет терпеть Милку.

* * *

Вечером они сидели на широком пне за домом, и Милка рассказывала о том, что хочет стать зоологом. Подробно объясняла, как любит всех, всех животных.

— Так вот почему тискала, точно кошку, несчастного козлёнка, — засмеялся Сева. — Обожаешь всех животных. А они к тебе не очень-то…

— Дурак, — холодно сказала Милка. — Думаешь, так это просто?

— Что? Любить животных?

— Ерунду мелешь. Приучать к себе.

— Любить по-настоящему надо. Вот что прежде всего. А не сюсюкать и таскать на руках.

Милка погрозила, что уйдёт, но, хотя Сева её не удерживал, осталась на месте.