По острым камням - Ирина Владимировна Дегтярева
Теперь выясняется, что она убийца. Но Айна не помнит, как убивала. Следователь сказал, что есть показания других надзирателей, дескать Айна кричала по-арабски: «Неверная! Неверная!» И каким образом в убийстве может быть замешана отсутствующая Хатима? А если все-таки задержали третью девушку, то кто она на самом деле?
* * *
Хатима во время вспыхнувших беспорядков в тюрьме все еще находилась в медчасти. Швы уже сняли, синяки пожелтели, она вела себя гораздо увереннее, почувствовав серьезный интерес к своей персоне. Девушка рассчитывала использовать выпавший ей шанс.
Три дня назад ее вновь посетила Разия, и Хатима уже больше не стала торговаться и упираться, когда та сообщила о возможных перспективах ее дальнейшего существования в Пакистане, взамен на подробную информацию о пребывании в ДАИШ и, в частности, о той женщине, ночной визитерше, побывавшей в доме мужа Айны в Эрбиле.
Вместо Хатимы «для комплекта» к ее подругам в тюрьму подсунули другую женщину. В ближайшее время ей не придется встречаться с консулом и вообще с кем бы то ни было из посольства — она под следствием, а потому нет риска, что ее разоблачат. Приятелю Нура найти кандидатуру для подобной роли не составило труда. Прекрасно подошла девушка, которую родственники собирались побить камнями за измену мужу. Ее успели спасти от верной смерти, забрав в полицейский участок, хотя обычно в таких случаях полиция не вмешивается. Там приятель Нура ее и нашел. Зато теперь она готова была на все, чтобы избежать смерти. В тюрьме-то можно жить.
Чтобы россиянок в «Гаддани» не беспокоили визитами из посольства, Разия под руководством приятеля Нура, сымитировала убийство надзирательницы. Задействовала нескольких стукачей из женщин-заключенных, раздобыла киношную кровь, проинструктировала одну из своих оперативных сотрудниц. Та никогда не задавала лишних вопросов. Она смотрела на Разию, героиню войны и офицера, как на святую, кажется, готова была погибнуть и по-настоящему, если бы Разия потребовала.
Да так чуть и не вышло. Озверевшие, спровоцированные женщины все-таки ранили ее довольно серьезно. Но не Айна, забалдевшая от подсыпанных ей в еду наркотиков.
Приятель Нура, которого Разия знала только по имени Наваз, оставался в тени до поры до времени. Собственно, Нур и не был заинтересован, чтобы тот вмешивался на первоначальном этапе. Нур планировал воспользоваться «правом первой ночи», а затем запретить Хатиме распространятся о самом ценном, что она расскажет и что он передаст-продаст Арефьеву.
Разия убедилась, что не ошиблась в Хатиме, когда та начала рассказывать. Она сидела на койке, в старой затертой черной абайе, опустив голову, и монотонно, детально, с удивительными подробностями выдавала все, что слышала, видела, запомнила. В этой абайе Хатиму задержали, других вещей у нее с собой не было. И она напоминала огромную унылую птицу, издающую почти птичьи звуки, составляющие арабский язык, фрикативные, гортанные.
Тихоня, которую никто всерьез в среде боевиков не воспринимал, — обычная прислуга, вдова с потухшим взором, ее разве что продать в жены — вот и вся выгода.
— Ее зовут Джанант бинт э-Захид Джад, — говорила Хатима. — Я слышала, как ее имя произнес муж Айны, разговаривая по спутниковому телефону. Кому-то радостно сообщал, что ожидает ее приезда с нетерпением. Когда эта женщина сидела в гостиной, я приносила им чай с мятой. Она разговаривала с Касидом свысока, а он лебезил перед ней. Я не видела его никогда таким заискивающим. Так вышло, что я засмотрелась на нее, зацепилась за ковер и опрокинула на нее чай. Вечером меня избил Касид за нерасторопность, едва гостья ушла. Но до того мне пришлось проводить ее в туалет и помочь просушить паранджу и абайю феном. Она их сняла. Чай был слишком горячий и обжег ее, но Джанант перетерпела, не возмущалась и даже не пожаловалась Касиду. Ты знаешь, что абайи все, как правило, черные, цена зависит от ткани. Ткань ее абайи была самой дорогой, какую я когда-либо видела.
— Ты нарочно облила ее? — вдруг спросила Разия с подозрением, подвинув диктофон поближе к Хатиме. Он лежал на металлическом столике на колесах, окрашенном в цвет слоновой кости.
— Нет, в самом деле случайно. Хотя, когда это произошло, я подумала попросить ее о помощи. Мелькнула мысль хоть в прислуги к ней напроситься. Ясно же, что богатая женщина, влиятельная… А меня ничего не ждет, не ждало, — поправилась она и быстро взглянула на Разию исподлобья.
— Но ведь ты не просто так это рассказываешь? Что там было, когда ты помогала ей просушить платье?
— Я разглядела ее лицо, очень красивое, надменное и властное, пронзительные глаза и увидела татуировку у нее на запястье. Странные значки.
— На какой руке? И что за знаки?
— На правой. Может, и на левой тоже были, я не успела заметить. На внутренней стороне запястья. Что-то вроде полоски и геометрических фигур — треугольники и ромбы… И все-таки, что со мной теперь будет?
— На днях тебя перевезут отсюда. Вероятнее всего, с завязанными глазами, но тебя это не должно пугать. Из твоего положения выход мы нашли самый удачный. Вопрос лишь в том, насколько ты готова к серьезному сотрудничеству.
Хатима вдруг сняла платок, и Разия заметила, что у девушки в темно-каштановых волосах много седых прядей. Она уже могла ничего не говорить, но она все же ответила:
— Я давно и на все готова, потому что давно и все потеряла.
…В ближайшую неделю ее не перевезли на конспиративную квартиру. Нуру требовался временной люфт, чтобы диктофонную запись, полученную от Разии, передать Арефьеву и получить от него указания, в особенности о том, каких тем Хатиме не стоит касаться ни под каким видом в общении с Навазом.
Однако не только из-за этого вышла задержка. Арефьев переправил в Москву запись, а в Центре она неожиданно «зависла». Арефьев не решался торопить, да и знал, что это бессмысленно. Ожидал ответа, как на иголках. Нур дал понять, что его приятель Наваз недоумевает… Когда сотрудник пакистанской Межведомственной разведки «недоумевает» — это может быть опасно и для Нура, и даже для Арефьева.
Иван Алексеевич не знал, на какой почве возникла «дружба» Нура и этого
Ознакомительная версия. Доступно 17 из 86 стр.