Грязный город - Хэйли Скривенор
Это все выдумки, что нужно выждать двадцать четыре часа, прежде чем начинать поиски пропавших людей, тем более детей. Бывало, что к приезду Сары потерявшегося ребенка уже находили – он мирно спал в укромном уголке на заднем дворе своего дома или прятался у кого-то из друзей. Тогда она с улыбкой пожимала руки местным стражам порядка и по возвращении в город составляла короткий отчет, на пару страничек. Не считая тех случаев, когда своих отпрысков не могли поделить родители, большинство детей, которые не нашлись в первые три часа после исчезновения, как правило, уже были мертвы. Здесь же с момента исчезновения девочки прошло больше четырех часов. Мак вручил Саре журнал регистрации происшествий. Она пролистала его, игнорируя жжение в правой руке. Затем Мак проводил приезжих до их белого «коммодора», сказав, что позже будет ждать их в месте сбора поисковой группы.
Дневной свет угасал, сменяясь синеватой мглой. Смити опустил стекла на окнах машины. Город был унылый, бурый; вдалеке темнели силуэты холмов. От полицейского участка они поехали к небольшому домику, облицованному фиброцементными плитами, где их ждали родители Эстер Бьянки. В свете, льющемся с крыльца, Сара увидела на стволе пальмы новый почтовый ящик «Бьянки».
Всякий раз, когда Сара подходила к дому, где пропал ребенок, ей вспоминалась одна женщина. Тогда Сара только-только перевелась из отдела защиты прав детей в отдел розыска пропавших без вести, а у той женщины пропала семнадцатилетняя дочь Карла. Когда Сара пришла к ней, та провела ее в тесную кухню, где красовалась коллекция чехлов на чайники. Несчастная мать сказала Саре: «Когда у тебя пропадает ребенок, ты ходишь по дому, смотришь на вещи, и тебя от них тошнит. Вот спрашивается, зачем ты коллекционировала кошачьи фигурки? Это же чертовски глупо, пустая трата времени. Прежней ты уже никогда не будешь».
Карлу так и не нашли.
Они пошли по дорожке к дому, где с веранды за их приближением наблюдала какая-то женщина. Сара была рада, что додумалась надеть пиджак поверх потной рубашки. Важно, чтобы она выглядела как официальное лицо.
Смити представил Сару и себя, и женщина пригласила их в дом.
– Стив отправился на поиски, еще не вернулся, – сообщила она. – Я имею в виду отца Эстер.
С улицы донесся рокот подъехавшего к дому автомобиля.
На полу в прихожей стояла пара резиновых сапог с узором из маргариток, у двери висела мужская светоотражающая куртка. В столовой работал вставленный в окно кондиционер, но в комнате было тепло и душно.
– Эстер вернулась? – спросил от входной двери низкий голос.
Следом появился и обладатель голоса – мужчина чуть более шести футов ростом[5], загорелый, смуглый, в спецовке.
– Очень вовремя, – заметил Смити, глянув на Сару.
Она кивнула.
– Пойдемте со мной, мистер Бьянки, – сказал Смити.
Отец девочки последовал за ним по коридору. Сара уловила исходивший от него запах пота – резкий, слегка сладковатый. Это напомнило ей собственного отца. От него тоже всегда разило по́том, когда он возвращался домой после игры в сквош с кем-нибудь из приятелей, служивших, как и он сам, в полиции. Где-то в глубине дома хлопнула дверь – вероятно, ведущая на задний двор, предположила Сара. Ей предстояло опросить мать, а всегда желательно, чтобы родители пропавшего ребенка не слышали друг друга. Женщина кивком предложила ей присесть. Сара глянула на папку в руках: Констанция Бьянки. Она села за обеденный стол, застеленный зеленой скатертью, которую Констанция постоянно комкала ладонью, так что на шелковистой ткани образовалась округлая замятость размером с головку младенца.
Сара попросила ее предъявить удостоверение личности.
Водительские права подтвердили то, о чем свидетельствовали ее мышиного цвета волосы у корней: Констанция не была натуральной блондинкой. Хоть щеки у нее были круглые, а лицо опухло от слез, черты Констанции отличала резкость, не нашедшая отражения на фото. Под большими темными глазами, неугомонно шнырявшими по комнате, чернели подтеки от расплывшейся туши. Рот и нос были несоразмерно большими. Помада на губах стерлась, но карандашный контур остался. На буфете слева от Констанции стояла большая фотография девочки, чье школьное фото лежало в папке Сары: Эстер висела на шведской стенке, маленькое личико в обрамлении сияющих черных волос, глаза светились гордостью – вот я какая ловкая! Сара не заметила особого сходства между Эстер и сидевшей перед ней женщиной.
С кухни донесся шум.
– Там кто-то есть? – спросила Сара.
– Моя подруга, Шелли Томпсон. Она пришла меня поддержать.
– Понятно. С ней мы, пожалуй, тоже побеседуем через пару минут.
– Конечно, – пожала плечами Констанция.
– Эстер – необычное имя, – заметила Сара.
– Да, – согласилась мать девочки. – Я назвала ее в честь своей бабушки по отцовской линии.
– Вы еврейка?
– Нет, и отец мой не еврей, а бабушка – еврейка. Меня часто об этом спрашивают. Если честно, я даже не задумывалась о том, что это еврейское имя. Как ни странно это может показаться. Просто я очень любила бабушку. – Было заметно, что Констанция раздосадована этой пустой, по ее мнению, болтовней.
– Вы не возражаете, если я возьму у вас мазок с внутренней стороны щеки? Чтобы у нас была ваша ДНК.
Констанция кивнула, и Сара взяла образец ДНК. Эту процедуру она всегда воспринимала как некое сокровенное действо.
Ей нужно было задать несколько вопросов матери пропавшей девочки. Эстер когда-нибудь убегала из дома? Грозилась ли когда-нибудь, что убежит? Кто-то еще претендует на то, чтобы оформить над ней опеку? Констанция водила ладонью по краю стола, отвечая «нет» на каждый вопрос. Такие же ответы она уже дала раньше Маку.
– В последнее время в жизни Эстер происходили какие-то перемены? Может, например, у нее появились новые друзья или она начала заниматься в какой-то другой секции по плаванию? – осведомилась Сара.
– Нет.
– В доме за последний год производились какие-либо работы?
– Нет. Обо всем этом меня уже спрашивали. На нее это вообще не похоже. Мы не знаем никого, кто мог бы ее похитить.
«Оставайся невозмутимой», –
Ознакомительная версия. Доступно 18 из 88 стр.