Она умерла как леди - Джон Диксон Карр

Даже в тесном мирке Линкомба грядущая трагедия ощущалась не менее отчетливо, чем внезапный стук в дверь. На следующий день после встречи с Ритой я побеседовал с Томом и узнал о делах Уэйнрайтов и Салливана кое-что новенькое.

– Может кончиться скандалом? – эхом отозвался Том, собирая саквояж перед утренним обходом. – Может? Скандал уже разгорелся вовсю!

– Хочешь сказать, по деревне ходят сплетни?

– Сплетни ходят по всему Северному Девону. Не будь войны, все только и говорили бы об этих двоих.

– Ну а я? Почему мне не сказали?

– Дорогой мой папенька, – произнес Том свойственным ему приторно-любезным тоном, – ты же дальше собственного носа не видишь. И с тобой никто не сплетничает. Ведь тебе такое неинтересно. Дай-ка усажу тебя в кресло…

– Идите к черту, сэр, не настолько я немощный!

– Согласен, но сердце надо беречь, – сказал мой педантичный сынок. – Так или иначе, – он защелкнул саквояж, – я в толк не возьму, как люди могут вести подобный образ жизни и думать, что никто ничего не замечает. Эта женщина совершенно потеряла голову.

– Ну а что… что говорят люди?

– Что злодейка миссис Уэйнрайт ввела в искушение невинного юношу. – Том покачал головой и выпрямился во весь рост, готовясь прочесть очередную лекцию. – Кстати говоря, в медицинском и биологическом смысле это не выдерживает критики, поскольку…

– Мне в достаточной мере известно, откуда берутся дети, молодой человек, и твое присутствие в этом мире служит тому подтверждением. Значит, все сочувствие достается Салливану?

– Да, если это можно назвать сочувствием.

– Что он за птица, этот Барри Салливан? Ты не знаешь?

– Мы незнакомы, но говорят, что он приличный парень. И при этом транжира, типичный янки, ну и так далее. Не удивлюсь, если они с миссис Уэйнрайт сговорятся убить старика.

Эти слова Том произнес с видом мудреца, предрекающего будущее. Сам он в это не верил; просто таков был его способ делиться знаниями – или предположениями, – но его фраза прозвучала в унисон с неприятными мыслями, что крутились у меня в голове, и я отреагировал на нее так же, как любой отец.

– Чушь! – сказал я.

– Ты так думаешь? – важно спросил Том, покачиваясь на пятках. – Вспомни Эдит Томпсон и Фредерика Байуотерса. Вспомни Альму Раттенбери и Джорджа Стоунера. Вспомни… Да их, наверное, пруд пруди. Замужняя женщина средних лет западает на юнца…

– Юнца? А ты не юнец? Тебе каких-то тридцать пять лет!

– И как действуют все эти люди? – осведомился Том. – Безрассудно, вот как! Никто не просит развода. Нет, они теряют голову и убивают мужей. Такое случается в девяти случаях из десяти. Только не спрашивай почему.

«Поговори с кем-то из них, сынок. Оцени нервную дрожь, смятение, утрату самоконтроля. Тогда, быть может, поймешь».

– Но довольно пустой болтовни. – Он топнул ногой и подхватил саквояж. Том рослый, широкоплечий, русоволосый, как и я в его возрасте. – У меня любопытный случай неподалеку от Эксмура.

– Должно быть, нечто экстраординарное, раз ты называешь случай любопытным.

– Не столько случай, сколько пациент, – усмехнулся Том. – Старикан по фамилии Мерривейл. Сэр Генри Мерривейл. Он остановился у Пола Феррарза, на ферме «Ридд».

– Что с ним случилось?

– Сломал большой палец на ноге. Показывал какой-то фокус – даже не представляю, какой именно, – и сломал большой палец. Стоит съездить туда хотя бы для того, чтобы послушать, как он изъясняется. На следующие шесть недель усажу его в кресло-каталку. Но если тебя интересует последняя выходка миссис Уэйнрайт…

– Да, интересует.

– Тогда попробую выведать что-то у Пола Феррарза. Разумеется, тайком. Думаю, он неплохо знает эту женщину. Примерно год назад Пол написал ее портрет.

Я сказал, что запрещаю это делать, и прочел Тому долгую нотацию о неэтичном поведении. Поэтому пришлось ждать больше месяца, в то время как мир с грохотом катился в тартарары и вокруг не говорили ни о ком, кроме Адольфа Гитлера. Мне стало известно, что Барри Салливан вернулся в Лондон. Однажды я ездил проведать Риту и Алека, но служанка сказала, что они в Майнхеде. А затем одним мрачным воскресным утром я встретил Алека.

Любой был бы шокирован тем, как он изменился. Мы встретились на прибрежной дороге между Линкомбом и «Монрепо». Сцепив руки за спиной, Алек медленно и бесцельно брел вперед; даже издалека я видел, как подрагивает его голова. Шляпы на нем не было; ветер ворошил жидкие седые волосы и трепал полы старого пальто из шерсти альпаки.

Алек Уэйнрайт, хоть и невысокого роста, в прошлом был широк в плечах, но теперь как-то съежился, а прямоугольное, грубо очерченное, хотя и дружелюбное лицо с серыми глазами под клочковатыми бровями не то чтобы разъехалось в разные стороны, и не сказать даже, что изменило очертания, но утратило всякие эмоции, сделавшись совершенно невыразительным. Вдобавок у Алека подергивалось веко.

Он был пьян и спал на ходу. Мне пришлось его окликнуть.

– Доктор Кроксли! – Он кашлянул, и его взгляд оживился. Для Алека я не был доктор Люк или просто Люк; у меня имелось официальное звание. – Рад вас видеть, – продолжил он, не переставая покашливать. – Давно хотел встретиться. И даже намеревался. Но… – Он развел руками, будто не сумев вспомнить причину, по которой желание осталось неосуществленным. – Идите сюда, вот сюда, на скамейку. Присаживайтесь.

Дул напористый ветер, и я сказал, что напрасно Алек гуляет без шляпы. Он суетливо порылся в кармане, выудил из него старую матерчатую шапку и нахлобучил ее на голову, а затем сел рядом со мной. Голова его по-прежнему дрожала и удрученно покачивалась из стороны в сторону.

– Они не понимают, – по обыкновению кротко, произнес он. – Ясно? Не понимают!

Чтобы сообразить, о чем он говорит, мне пришлось развернуться к морю.

– Он приближается. Будет здесь со дня на день, – сказал Алек. – У него самолеты, войска, что угодно. Но когда я говорю об этом в пабе, все смеются: «О господи, хватит уже, разве без этого не о чем погрустить?» – Он откинулся на спинку скамейки, сложив на груди короткие толстые руки. – И знаете ли, по-своему они правы. Но они не понимают. Вот, смотрите! – На сей раз он выудил из кармана мятую газету. – Видите статью?

– Которую?

– Ладно, не ищите, перескажу. Лайнер «Вашингтон» прибывает в Голуэй, чтобы забрать американцев, желающих вернуться в Штаты. В американском посольстве говорят, что это последний шанс. Что это значит? Военное вторжение. Неужели этого никто не понимает?

Звуки его раздраженного голоса унес ветер, но