Белая река, черный асфальт - Иосиф Абрамович Гольман

Оттуда и вывозили ведрами: на сушку, компоты, пироги, варенье. Бесплатно, с чувством глубокого удовлетворения, как говорил один из наших прошлых лидеров. Главное, с медведем не пересечься, зверь тоже обожал сладкое.

Вот теперь плавно переходим к дочерям, и далее – на финишную прямую нашего неторопливого предисловия.

Старшая – Наталья. Стройная, более-менее симпатичная. Аккуратненькая брюнеточка. И, однозначно, умная.

В лучшей школе городка (а где еще могли учиться дочки завгара Ишмурзина?) она была первой ученицей. Блестяще сдала выпускные и с родительского благословения укатила в столицу, поступив в престижный московский вуз.

Младшая, Алсу, любила сестрицу и одновременно слегка завидовала ей. Она была в семье как Золушка. Нет, никто ее родительской любовью не обделял. Просто так исторически сложилось: Наташка после уроков бегом на кружок или на дополнительные занятия, а Алсу, не проявившая никакой тяги к учению, – на хозяйство. Дрова принеси, печку протопи, золу потом вынеси, за огородом следи – ну точно, Золушка. Разве что не у злой мачехи, а у любящих и любимых мамы с папой.

Мама видела ее расстройство, жаловалась отцу, что, мол, как-то нечестно получается.

Радик Алиханович вызвал младшенькую в горницу и серьезно спросил: готова ли она пахать в науках так же, как сестренка? Если да, то он готов вызвать из деревни родственницу, помочь маме по хозяйству, освободив тем самым Алсу.

Подумала младшая дочка и отказалась.

Выносить золу ей не нравилось. Но алгебра с химией и историей нравились еще меньше.

Уж лучше зола.

Мама только улыбнулась отцову эксперименту. Уж ей ли было не знать свою кровинушку?

Если честно, Алсу давно интересовали только мальчики. Не в плохом смысле, она вовсе не была распутной девицей. Просто с седьмого класса, как образовались у вчера еще ребеночка тугие груди да круглая попка, Алсу готовилась к своему главному жизненному предназначению. И это точно были не алгебра с геометрией.

Мама против такого расклада не возражала. Она знала наверняка, что от дома, любви и деток тоже можно иметь полноценное счастье.

Уместно, наверное, сказать, что красоткой Алсу не была. Однако она была такая… слегка сдобная, что ли, и при этом крепко сбитая. Платьица предпочитала носить в обтяжку, и уже в старших классах на ней нередко останавливались мужские взгляды. Пышные, соломенного цвета, волосы лишь усиливали ее сексуальную притягательность.

Еще одной золушкиной обязанностью было носить домашние обеды отцу. Так уж принято в Белогорске: в ресторан ходили немногие, либо молодежь золотая, либо командировочные на местные предприятия – небольшие, однако союзного, как раньше говорили, значения…

Вот тут-то, на автобазе, и пересеклись тропинки дочки завгара Алсу и сына алкоголика Рината.

Живой обоюдный интерес был совершенно понятен.

Она – ренуаровская девушка, пышная, но абсолютно ничего лишнего. Да еще серо-голубые глаза с поволокой. И соломенная охапка волос.

В этой девушке все было настоящее, кровь с молоком, без сои и консервантов. А чуть-чуть выглядывающая из-под блузки крепкая белая грудь вызывала инстинктивное желание познакомиться с девчонкой поближе.

Он тоже не подкачал.

Невысокий, но очень физически сильный – не слабее отца в молодости, до пьянства, легко гнувшего подкову. Придя недавно из армии, парень не обнаружил своего выпускного костюма – тот был пропит. Поэтому Ринат щеголял в дембельском прикиде. Что не только не принижало парня, но даже делало его более крутым в девчоночьих глазах.

А еще Ринат печалился.

Не для того, чтоб впечатление произвести. Просто не отошел пока от той ужасной трагедии. Хоть и к мулле ходил, и на всякий случай свечку в церкви ставил. За упокой безвинно погибших.

Особенно было жалко ребенка. И зачем только пошел на кладбище? Так хоть лица не видел, а на свежей могилке была заботливо приклеена цветная фотография, спрятанная от дождя в полиэтиленовый файл.

Вот такого, печального, и встретила его Алсу.

Она, как Красная Шапочка в сказке, несла узелок с вкуснейшим домашним обедом. Только не бабушке, а отцу.

Пересеклись глазами, и, видать, что-то отложилось.

На обратном пути попала под дождь.

Поняла, что сейчас насквозь вымокнет.

Ан нет. К тротуару подкатил огромный грязно-зеленый древний ЗИЛок.

– Садись, подброшу, – сказал Ринат в незакрывающееся окно.

– Спасибо, – с удовольствием сказала Алсу и одарила парня теплым, многообещающим взглядом.

Потом он еще не раз подвозил девчонку.

Взаимная симпатия становилась все глубже, особенно после того, как Алсу узнала причину грусти бравого паренька. В общем, она его за муки полюбила. А он ее за состраданье к ним. И еще потому, что не полюбить такое светлое чудо естественной красоты было сложно.

Родители Алсу были категорически против.

Они вряд ли слышали слово мезальянс, но точно его не хотели.

– Сын алкаша будет алкашом, – в лоб убеждала дочку мама. – Ты хочешь быть хозяйкой в их доме на Откосе? – В городке это был самый неблагополучный район, и, конечно, Алсу не хотелось быть хозяйкой старого полуразваленного дома с дырявым сортиром на улице.

– От осинки не родятся апельсинки, – продолжал в том же духе отец.

Дочка же от обсуждения волнующей темы аккуратно уходила.

Она не могла бы поклясться на Библии или Коране, что безумно любит этого парня. Она просто созрела для любви, может чуть рановато по сравнению с подругами. Ей едва минуло восемнадцать.

А еще Алсу точно знала, что не хочет, как Наташка, портить зрение за компьютером да книжками. Хочет же она свой дом, мужа, ночных ласк и того, что за ними неизбежно последует: детей девушка любила всегда. И всегда жалела, что Наташка – старшая, а не младшая сестренка.

В общем, родители, проведя профилактические беседы, даже чуток подуспокоились: Алсу больше разговоров о Ринате не заводила, хотя он частенько подвозил ее до дома.

Оказалось, рано успокоились.

Все произошло в сенокос, когда полгорода брали отпуск: скотину держали очень многие, и в сене на зиму нуждались почти все.

Ни Радик Алиханович, ни Вера Ивановна так и не смогли понять, когда ребята нашли друг друга.

Вроде постоянно были на виду.

Мужчины косили, пока руки слушались. Женщины укладывали стога. Недолгие перерывы на обед, потом опять работа.

Солнце жарило, как в какой-нибудь Сахаре.

Вечером – искупаться в озере, выскочить обожженным ледяной водой и, доползя до летнего стана, плюхнуться на обильно подстеленное, душистое прошлогоднее сено.

Женщины еще могли перед сном немножко потрепаться. Мужики же, приятно измученные тяжким, но благодарным трудом, засыпали мгновенно.

Оказалось, что не все.

Нашли-таки ребята счастливую минутку. Погуляли у реки. Полежали в стожке. Ощутили вкус горячих губ и сладость молодых тел.

Через месяц после приезда с сенокоса Алсу сообщила родителям, что ждет ребенка.

Это в корне меняло дело.

Посовещавшись, родители приняли единственно верное решение: играть свадьбу.

Получилось не пышно, но очень достойно. Большой дом Ишмурзиных был полон гостей, в том числе из городской элиты.

Незадачливый новый родственник, отец жениха, Тимур Рифатович, разумеется, набрался. Правда, тихо, спокойно, без скандалов.

Зато сын его, Ринат, не подвел: ушел с молодой женой своими ногами.

Что ж, дочка сама выбрала себе судьбу.

После пошла обычная жизнь: работа по дому, ожидание первенца.

Конечно, изба Гильдеевых не шла ни в какое сравнение с огромным домом ее родителей. Но, пока любовь не остыла, интерьеры – последнее, что волнует любящих.

Ринат выпивал, однако не так много. С друзьями, с отцом. Один раз по-крупному, так, что ноги не ходили.

В доме, правда, им активно мешала Далия. Впрочем, иногда она тоже соглашалась принять сто грамм, после чего уже не мешала.

Однако пока все в этом плане было терпимо, не только по меркам Откоса, но даже по средним меркам городка.

Кончилась же идиллия быстро и, можно сказать, одномоментно.

Однажды вечером Ринат домой не пришел. В десять – нет. В двенадцать – нет.

Алсу позвонила отцу, тот молча выслушал и повесил трубку. Через полчаса перезвонил сам.

– Он в полиции, – сказал Радик Алиханович. Голосом скорее нежным, чем сердитым. Дочка сразу поняла: отец жалеет ее.

Зачем-то погладив здорово округлившийся живот, она, сдерживая страх, спросила:

– За что?

– Сбил четверых, – ответил отец. –