Как становятся предателями (СИ) - Кацман Изяслав
Если на принудработы в северном направлении покорённых тинса и бунса гоняли обычно этапами в десятки человек под конвоем, то обратно им предоставлялась возможность добираться своим ходом: работники из одной и той же партии сплошь и рядом исполняли трудовую повинность за разное время – кто-то быстрее благодаря ударному труду, иные же, наоборот, зарабатывали штрафные дни. А во избежание ненужных никому эксцессов выдавалась бумага, подтверждающая, что такие-то граждане полностью отработали положенный срок. По ней же кормили на казённых постоялых дворах в течение декады после выдачи. Этого времени должно хватить, даже тащась с черепашьей скоростью, чтобы добраться до родной деревни.
В принципе, никто не следил особо – куда направляются «новые ганеои», отдавшие свой трудовой долг. Большинство, разумеется, возвращались домой. Но хватало и тех, кто решался остаться на рудниках или при медеплавильнях. Некоторые же оседали в Мар-Хоне или вообще оказывались в столице острова. «Невозвращенцы» были исключительно проблемой односельчан: «свалившие» продолжали до новой переписи населения числиться по прежнему месту жительства, и все повинности на общины накладывались, в том числе, и с учётом таких «мёртвых душ». Старосты тинса-бунса постоянно донимали моего секретаря жалобами по поводу «подлецов, бросающих сородичей», и слёзно просили вернуть их либо войти в положение и уменьшить обязательные поставки продовольствия. Но «проблемы негров шерифов не волнуют».
Организовать сыск «невозвращенцев» и их депортацию по месту «прописки» не сложно, благо, никто из них не прятался. Ещё проще было бы конвоировать отработавших свою норму до родных селений. Но откуда я возьму лишних людей для этого?! Кроме того, не хочется превращать Пеу-Дарингу в полицейское государство с мелочным контролем за всеми. Ну и ещё пара соображений побуждала меня не препятствовать разбеганию представителей самой низшей страты папуасов: во-первых, оно способствовало перемешиванию населения острова, а во-вторых, уменьшало массу «новых ганеоев» и размывало этот слой. Последнее могло показаться странным, особенно на фоне того, что ваш покорный слуга сам и являлся инициатором порабощения болотного народа. Но тут, увы, практические соображения, кои в своё время и привели к появлению на свет нового класса папуасского общества, вступали в противоречие с вбитой в меня моралью человека двадцатого века, которому рабство противно. Вот я и пытаюсь, одною рукой закабалив бунса-тинса, другою дать части из них лазейку в свободную жизнь. Той же цели служило и прикомандирование освоивших грамоту «болотных червей» писцами при неграмотных начальниках.
Раноре побурчал немного для порядку: дескать, быстрее валите домой, не задерживайтесь нигде. Тинса внимали ему молча, ускорив работу челюстями. Судя по всему, если не весь путь, то ближайшие несколько километров «лимитчики» проделают в ускоренном режиме, спеша исчезнуть из поля зрения высокого начальства. Я, конечно, мог бы осадить чересчур ретивого подчинённого, но не вижу особого смысла: пусть суниец покуражится, заодно демонстрируя служебное рвение. Троица отработавших своё рудокопов закруглилась с обедом и почти сразу же засобиралась в дальнейший путь, на ходу благодаря служанок и поваров. Мой главный телохранитель проводил их пристальным взглядом. Впрочем, выходить из трактира и проверять, в какую сторону «болотные черви» направились, Раноре поленился.
Для Сонаваралинги-таки с сопровождающими нашлись, конечно, блюда и повкусней, чем кой с гомеопатической дозой свиной требухи. С утра все успели проголодаться, и потому с удовольствием уминали варёную «курятину» в специях с хлебом-этешем. Настроение у меня было самое благодушное, и я собрался даже объявить охране и мастеровым полуденный отдых – чем балую окружающих крайне редко.
Когда в обеденный зал ввалился, хлопнув хлипкими дверями, запыхавшийся гонец, никаких нехороших предчувствий не зародилось. А зря…. Посыльный, обнаружив в помещении нашу компанию, как-то резко передумал насчёт еды и питья, а вместо этого направился прямиком ко мне.
-«Пану олени» – извергая «аромат» давно (точнее никогда) нечищеного рта хрипит гонец – Послание от тонбе Ванимуя.
-Давай сюда – командую – Иди, отдыхай.
Что там могло случиться такое, ради чего комендант Мар-Хона посылает курьера ловить меня по дороге, вместо того, чтобы просто приказать передать вести в Новом порту, которого никак не миновать….
Разворачиваю письмо. Ванимуй тут, оказывается, с боку припёка: вручен мне отчёт радиослужбы. Ну, насчёт «службы» сильно сказано – кучка молодёжи под руководством Атойта Удтая, возящейся с корабельной радиостанцией трофейного «Далекоплывущего». Очень аккуратно, кстати, возящейся. Никто не лезет, куда не следует – палеовийский матрос за этим зорко следит. Изучают потихоньку радиодело с электричеством, попутно прослушивая эфир – по преимуществу на используемых флотом тюленеловов волнах. Передавать ничего не передают – по причине того, что самим с собой вести радиопереговоры не получается. Ипаль на пару с Айтотом, правда, в рамках «радиокружка» соорудили примитивную искровую станцию, работающую и на приём, и на передачу, но энтузиазм их учеников быстро сошёл на нет – как-то не впечатляет вместо человеческого голоса ловить треск электрических разрядов и считать «точки-тире».
И вот, нежданно-негаданно всё это баловство принесло плоды. Подопечные Утдая ухитрились двое суток назад поймать чьи-то переговоры. Разумеется, ни слова не поняли, но тенхорабитствующему палеовийцу хватило самого факта такого радиоперехвата, чтобы бросить все дела и неотрывно сидеть возле приёмника. И уж у него-то проблемы с языком не возникло. Из уловленных обрывков радиодепеш тюленелов быстро понял: пожаловали соплеменники. Что не сулило ничего хорошего. Потому он сразу же доложил Ванимую. Ну а тот в свою очередь тут же приказал отправить письмо с отчётом Айтота Сонаваралинге-таки.
Поймать Утдаю удалось немного – но хватило, чтобы понять, что в сторону Пеу движется соединение палеовийских кораблей. Расстояние на момент обнаружения можно оценить от тысячи километров или ближе, состав эскадры непонятен, но не меньше трёх вымпелов. Из них – два «Далекоплывущих» (номер восемь и какой-то неустановленный). С остальными кораблями – полная неясность. Но что именно по нашу душу следуют – это точно.
Разумеется, после таких известий послеобеденный отдых отменяется. У самого меня аппетит как-то резко пропадает – с трудом запиваю кислым ягодным морсом уже умятую «курятину», и начинаю подгонять сопровождающих, дабы быстрее закруглялись.
Выбравшись на дорогу, отрываюсь от остальных, таща за собой Ипаля. Мои орлы отстали на полсотни шагов, место открытое – кругом деревенские поля, вдоль дороги кусты низкие, так что подслушать никто не должен. Ввожу экс-подлейтенанта в курс. Тот моментально проникается серьёзностью ситуации.
Да, не вовремя пожаловали тюленеловы с повторным визитом: промышленность в зачаточном состоянии, кремнёвыми ружьями даже «макак» ещё полностью не вооружили; создание полноценной армии только начинается – полгода назад развернули первый цаб «регои-макаки», чуть больше трёх месяцев – второй. Да и через ополчение прогнать успели меньше половины мужского населения твёрдо контролируемых мною племенных областей. Молодёжь, конечно, за последние полтора года практически вся успела пройти месячные курсы обучения военному делу на новый лад, а вот те, кто постарше, затронуты была весьма выборочно.
Давно так не бегал – наверное, с карательной экспедиции в Болотный край. В общем, до Нового Порта добрались мы за полдня. Там уже стоит фошхет Чиншара-Шудо. Впрочем, до отплытия, сказал капитан, почти «стража» – пока погрузят накопившуюся медь. Потому, дабы не терять времени, решаю проинспектировать артиллерийские батареи. Выбираю в качестве объекта проверки восточную, она же «левая» – именно там стоят все снятые с захваченного «Далекоплывущего» орудия и станковые пулемёты. Ипаль следует за мной.