Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

Мужчина вытянул следующую карту и не глядя положил на другую чашу весов. На одно короткое мгновение чаши уравновесились. Его глаза засияли, но ресницы даже не дрогнули, пока он наблюдал за слегка колеблющимся коромыслом. Затем вторая карта потянула чашу весов вниз, и мужчина замер.

Он медленно перевернул карту, которая теперь находилась выше. На ней был изображен Верховный Жрец. Какая карта Таро могла быть сильнее Жреца? Снежинки яростно посыпались с неба, облепляя его кожу, волосы, ресницы и пальто.

На этот раз он протянул крепкие, унизанные кольцами пальцы к другой карте. Волк подошел ближе и спрятался между двумя деревьями, ни на минуту не отрывая сверкающих серых глаз от человеческой фигуры. Мужчина перевернул карту, почувствовав жжение на кончиках пальцев, снова положил ее на весы, а потом тяжело вздохнул.

Эта карта изображала Верховную Жрицу.

Снег продолжал неистово сыпаться с небес, а чаша весов с картой Жрицы лишь сильнее клонилась к земле.

Внезапно карта Жреца вспыхнула, всего за секунду разгоревшись до огромного пламени, а вторая карта – карта Жрицы – медленно заледенела, обращаясь в снежинку. Но снежинка эта все равно оказалась тяжелее, чем чаша с пылающим пламенем.

– Однажды я найду тебя, Асале, – сказал он, и голос его прозвучал в ночной тиши как хлест кнута. – Каким бы мощным ни был твой яд, как бы ты ни пыталась прятаться под слоем снега, погрузившись в глубокий сон, однажды ты услышишь зов моего пламени и придешь исцелить меня.

THURISAZ, ENDLESS

Рассвет все еще робко теплился, нежась в объятьях ночи, как будто не желал, чтобы хоть одна живая душа обнаружила его до того, как он вступит в свои законные права.

Каждый раз просыпаясь от кошмаров, я думала, что единственный способ спрятаться от них – не позволить себе снова заснуть. Поэтому, пытаясь отогнать сон как можно дальше, я со всей силой вонзала ногти в ладони, спрятанные под подушкой, чтобы ощутить боль.

На каком бы боку я ни лежала – на правом или на левом, – мне было одинаково нехорошо, и на рассвете я неизменно оставалась наедине с собой, в этих мучениях.

Прошло уже много времени с тех пор, как я перестала обращать внимание на то, что происходит в моей жизни или душе. Я не могла снова заснуть. Просто не получалось. Я оставила сон далеко позади и отдалилась от царства Морфея настолько, что, оглядываясь назад, даже не помнила эту маленькую девочку с подушкой под мышкой.

Рассвет постепенно вытеснял ночь, заливая небо багряными красками.

Отринув лишние мысли, я медленно окунулась в холод, пока не заледенела моя душа. Я прижала пальцы к бетонному полу перед окном, и мои длинные волосы рассыпались по плечам. Все еще горящие оранжевым светом уличные фонари стояли стройной шеренгой и напоминали войско, которое вело войну с самой ночью.

Дыхание, сорвавшееся с моих губ прохладным облачком пара, оставило на оконном стекле след. Один из фонарей в конце улицы погас. Вскоре появился дворник, и я перевела на него взгляд. Он шел по дорожке тяжелой поступью, держа в руках в метлу и лопату и периодически зевая.

На земле еще виднелись остатки нерастаявшего снега, и мне совсем не хотелось, чтобы дворник поскользнулся и упал.

Я медленно подняла голову к небу, на котором широкими мазками проступал рассвет. Молодой месяц первой фазы Луны сиял на бледном небе, напоминая серебристый клинок. Совсем скоро день сменит ночь, а луна исчезнет с небосвода.

Махинев.

Меня зовут Махинев.

Это значит «новая луна».

Отец хотел назвать меня Айджан, но не пожелал перечить моей бабушке и дал мне имя Махинев. Некоторые люди произносят его, лишь смягчая букву «а» и не протягивая ее, но имя правильно звучит как «Мя-а-хинев» – со смягченной «м» и протяжной «а». По правде говоря, Махинев и Айджан[1] имеют одинаковое значение. Мой отец всегда говорил, что я родилась в новолуние, поэтому мое имя знаменует и новую жизнь, и молодую луну.

Внезапно из тени парка, расположенного напротив нашего дома, вышел Мирач, и я от удивления раскрыла рот. Опять шлялся по улицам до самого утра. Хотя он застегнул кожаную куртку до самого горла, я видела, как он дрожит от холода.

– Вот идиот, – проворчала я и отступила назад, так и не закрыв окно. Мне нужно было открыть дверь и впустить его, прежде чем проснутся родители. Я терпеть не могла, когда меня отчитывают. Выходя на цыпочках из комнаты, я втайне молилась, чтобы старые деревянные половицы не заскрипели под моими ногами. Тюль затрепетал от завывающего ветра, и я оглянулась, бросив короткий взгляд на открытое окно, а потом вышла за дверь.

Моя комната была первой и находилась достаточно близко ко входной двери. Быстро осмотревшись по сторонам, я прокралась на цыпочках по темному коридору. Благодаря гольфам, доходившим до колен, я двигалась почти бесшумно. Одной рукой осторожно открыла замок, а другой легонько толкнула дверь, оказавшись нос к носу с Мирачом. Мирач – один из моих троих младших братьев. У него есть брат-близнец, Миран. В этом году они оканчивали школу, а на прошлой неделе мы отметили их восемнадцатилетие. И хотя внешне они точные копии друг друга, характеры у них совершенно разные.

Два противоположных, но абсолютно идентичных отражения…

Мой третий брат, Махзар, был старше близнецов на один год. Сейчас он учился в университете Измира.

– Заходи, – прошептала я, нервно оглядываясь по сторонам.

– Ты снова спасла мою задницу, – тихо ответил Мирач и, войдя в квартиру, чмокнул меня в щеку. Потом отстранился и расстегнул кожаную куртку.

Я закатила глаза и медленно закрыла дверь.

– Голоден? – шепотом спросила я у Мирача.

– Я перекусил с друзьями, но водички бы выпил. – С этими словами Мирач направился на кухню, растирая озябшие руки. Он даже не снял ботинки.

– Притормози, – осадила его. – Нельзя ходить по дому в уличной обуви. Мама тебя убьет.

– Мама сейчас в режиме зимней спячки, – ответил он и, открыв дверцу холодильника, достал бутылку с водой.

– Ну уж нет, – тут же выкрикнула я. – За окном мороз. Не смей пить ледяную воду. Положи на место!

– Почему ты обращаешься со мной как с ребенком? – пробурчал Мирач, глядя на меня.

– Потому что… – я забрала бутылку у него из рук и положила ее