Похвала Глупости - Дезидерий Эразм Роттердамский
Глупость не скроешь. Предательские ушки
Вряд ли, впрочем, была нужда в подобном заявлении с моей стороны. Точно у меня на лбу написано, кто я такая. Допустим даже, что кто-нибудь вздумал бы утверждать, что я Минерва или София[10]: разве не достаточно было бы просто-напросто указать на мое лицо, это правдивое зеркало души, чтобы опровергнуть подобное утверждение, даже и не прибегая к помощи речей? Ведь у меня что на душе, то и на лице: ни капли нет во мне притворства. И где бы я ни показалась, всегда и всюду я неизменно одинакова. Вот почему невозможно меня скрыть. Не удается это даже тем, которые из кожи лезут, чтоб их принимали за умных людей; по греческой пословице, они лишь «щеголяют, как обезьяны в порфире или как ослы в львиной шкуре». Корчи себе, пожалуй, кого угодно, да уши-то – о, эти предательски торчащие ушки! – выдадут-таки они Мидаса!..
Глупомудрецы
Да, человеческий род, это – клянусь Геркулесом! – олицетворенная неблагодарность. Даже у наиболее близких мне людей мое имя слывет чем-то постыдным до такой степени, что они же зачастую бросают его в лицо другим как бранное слово. Вот эти господа, что хотели бы казаться мудрецами и Фалесами[11], меж тем как на деле они круглые дураки, – и как их иначе назвать, как не глупомудрецами?
Модные ораторы
В наше время принято подражать тем ученым ораторам, что считают себя едва ли не богами, если им посчастливится оказаться двуязычными[12], наподобие пиявок. Они считают верхом литературного изящества уснащать свои латинские речи, как мозаикой, греческими выражениями, пусть даже это ни к селу ни к городу. А если не хватает иностранщины, они выкапывают из заплесневевших хартий с полдюжины старинных словечек да и пускают ими пыль в глаза слушателям, в надежде еще более понравиться тем, которые поймут, и удивить своей ученостью тех, которые не поймут. В самом деле, для нашего брата есть какая-то особенная прелесть в том, чтобы смотреть из-под ручки на все иностранное. Правда, среди людей непонимающих бывают люди самолюбивые, которым бы не хотелось выказать свое невежество. Для этого есть очень простое средство: время от времени одобрительно улыбайтесь, изредка похлопывайте и в особенности не забывайте поводить ушами, на манер осла, – это для того, чтобы другие думали, что вам все ясно.
Но возвращаюсь к тому, с чего начала.
Имя мое вам теперь известно, милостивые государи, – как бишь вас? Ах да! превосходные глупцы! Каким, в самом деле, более почетным титулом может наградить своих верных приверженцев богиня Stultitia?
Родословная Глупости
Но так как многим из вас неизвестна моя родословная, то я попытаюсь, с помощью муз, изложить ее. Отцом моим был не Хаос, не Сатурн, не Орк, не Япет и никто другой из этого сорта завалящих и заплесневелых богов. Моим отцом был Плутос[13], единственный и настоящий «отец богов и людей», не в обиду будь сказано Гомеру и Гесиоду и даже самому Юпитеру[14]. Это тот самый Плутос, по мановению которого – и его одного – искони и до сего дня управляется жизнь богов и людей. От его усмотрения зависят и война и мир, и империи и советы, и суды и политические собрания, и браки и контракты, и договоры и законы, искусства, увеселения, празднества – уф, духу не хватает! – одним словом, вся общественная и частная жизнь смертных. Без его помощи вся эта толпа поэтических божеств, скажу смелее – даже заправские, отборные боги либо вовсе не существовали бы, либо влачили жалкое существование. На кого прогневался Плутос, тому и Паллада не поможет; напротив, кому посчастливилось заручиться его благоволением, тот и самого верховного Юпитера с его перунами может задирать вполне безнаказанно. Вот каков у меня отец! Да и родил он меня не из головы своей, как Юпитер эту хмурую и чопорную Палладу; он меня родил от самой очаровательной и приветливой из нимф – Неотеты[15]. И не в путах скучного брака родил он меня, как того хромоногого кузнеца[16], но – что не в пример сладостнее – «сочетавшись в порыве свободной любви», как говорит наш Гомер. Не думайте! тогда он вовсе не был той дряхлой развалиной с потухшим взором, каким его выводит Аристофан; о нет! в ту пору это был не тронутый еще юноша, с молодой кровью, разгоряченной нектаром, которого ему как раз тогда случилось хлебнуть, на пиру богов, несколько более чем следовало.
Свита Глупости
Если вы спросите о месте моего рождения – по-нынешнему ведь вопрос о благородстве происхождения решается прежде всего местом, где человек издал свой первый младенческий крик, – то скажу вам: родилась я не на блуждающем Делосе, не в пенящемся море, не в глубине укромной пещеры, но на тех блаженных островах, где растет все несеяное и непаханое. Там нет ни труда, ни старости, ни болезни; нет там на полях ни репейника, ни чертополоха, ни лебеды, ни полыни, ни иной подобной гадости; там всюду чудные цветы, на которые глядеть не наглядеться, ароматом которых дышать не надышаться. Рожденная среди этих прелестей, не с плачем я вступила в жизнь, а, напротив, ласково улыбнулась матери. Ну право же, мне нечего завидовать верховному Зевсу с его кормилицей-козой, когда меня вскормили своими сосцами две очаровательнейшие нимфы: Мете (опьянение), дочь Вакха, и Апедия (невоспитанность), дочь Пана; обеих их вы видите в толпе моих спутниц и наперсниц. Имена их, если вам угодно знать, вы услышите от меня – клянусь Геркулесом – не иначе как по-гречески. Вот этой, с приподнятыми бровями, имя Филавтия (самолюбие); имя вон той, что играет глазками и бьет в ладоши, – Колакия (лесть). А вон эта, с дремлющим телом и сонным лицом, называется Летой (забвение). Вон та, что сидит со сложенными руками, опершись на оба локтя, это Мисопония (леность). А вот – вся увитая розами, напомаженная и раздушенная – это Эдонэ (наслаждение). Вон эта – с беспорядочно блуждающим взором – называется Аноя (безумие). Вон та, с лоснящейся кожей и упитанным телом, это Трюфе́ (чревоугодие). А вот эти два божка,
Ознакомительная версия. Доступно 8 из 38 стр.