Оглянуться назад - Хуан Габриэль Васкес

The copyright notice is the following:

© Fotografías interiores: Archivo personal de Sergio Cabrera, Marianella Cabrera y Carl Crook

© Juan Gabriel Vásquez, 2020

© Синицына Д. И., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. Livebook Publishing LTD, 2024

* * *

Серхио Кабрера, как он сам мне рассказал, узнал про происшествие с отцом на третий день в Лиссабоне, по телефону. Звонок застал его на площади Империи, в сквере с широкими мощеными дорожками, где его дочь Амалия, которой тогда было пять лет, училась управлять только что подаренным непослушным велосипедом. Серхио сидел рядом с Сильвией на каменной скамейке, но отошел поговорить к выходу из сквера, как будто близость другого человека мешала ему сосредоточиться на подробностях услышанного. Насколько он понял, Фаусто Кабрера сидел на диване в гостиной своей боготинской квартиры и читал газету, но вдруг подумал, что цепочка на входной двери не накинута. Он резко встал и потерял сознание. Найибе, его вторая жена, как раз вошла в гостиную сказать, мол, не утруждайся, сиди, с цепочкой все в порядке, и успела поймать его, чтобы он не рухнул на пол. Она немедленно позвонила их дочери Лине, которая в тот момент была в Мадриде, а Лина позвонила Серхио.

– Скорая уже едет, – сказала она. – Что будем делать?

– Ждать, – ответил Серхио. – Все обойдется.

Но сам он в это не верил. У Фаусто было отменное здоровье и сил, как у человека на двадцать лет моложе, но все же ему исполнилось девяносто два, а в этом возрасте все сложнее: болезни рискованнее, происшествия опаснее. Каждый день он вставал в пять утра и упражнялся в тайцзицюань, но энергии становилось все меньше; утомленное годами тело требовало все новых и новых уступок. Мозг Фаусто работал кристально ясно, и физические немощи его страшно раздражали. Жить с ним, насколько знал Серхио, стало трудно, дома царило постоянное напряжение, поэтому никто не возразил, когда Фаусто объявил, что собирается съездить в Шанхай и Пекин. Трехмесячная поездка по местам, где он был счастлив и где бывшие ученики из Школы иностранных языков собираются всячески его чествовать. Что может пойти не так? Да, возможно, такое протяженное путешествие в столь почтенном возрасте – не самый благоразумный поступок, но ни одному живому человеку еще не удавалось отговорить Фаусто Кабреру, если уж он что-то решил. Так что он поехал в Китай, насладился чествованием и вернулся как раз ко дню рождения. А несколько недель спустя после возвращения с другого края мира не дошел от дивана до входной двери и теперь отчаянно цеплялся за жизнь.

Жизнь, нужно сказать, весьма примечательную. Фаусто Кабрера был выдающимся деятелем, о котором в театральных (а также телевизионных и кинематографических) кругах говорили с благоговением, как говорят о первооткрывателях, хотя путь его не отличался безупречностью и врагов – впрочем, и друзей тоже – у него хватало. Он первым придумал использовать метод Станиславского в декламации стихов, а не только в актерской игре, основал школы экспериментального театра в Медельине и Боготе и однажды осмелился поставить Мольера прямо на арене для боя быков Сантамария. В конце сороковых он вел на радио передачи, которые изменили представление о поэзии, а когда в Колумбию пришло телевидение, стал одним из первых режиссеров и самых знаменитых актеров телетеатра. Позже, в менее спокойные времена, он пользовался репутацией, заработанной на ниве сценических искусств, чтобы прикрывать свою деятельность в рядах колумбийских коммунистов, – многие ненавидели его за это, пока смутные годы не канули в забвение. Молодым поколениям он запомнился в первую очередь по одной роли в кино – в «Стратегии улитки», самом известном и, пожалуй, самом удачном, на собственный взгляд режиссера, фильме Серхио. Фаусто играл там анархиста-испанца по имени Хасинто, устраивающего в сердце Боготы маленькую народную революцию. Играл так естественно, так уютно вживаясь в шкуру персонажа, что Серхио, когда у него спрашивали про фильм, любил говорить:

– Просто он сыграл самого себя.

Теперь, выйдя из сквера и шагая рядом с Сильвией между монастырем Жеронимуш и набережной Тежу, пока Амалия впереди боролась с велосипедным рулем, Серхио спрашивал себя: не следовало ли ему в последние годы видеться с отцом почаще? В любом случае это было бы нелегко, потому что в его собственной жизни две вещи занимали все время и внимание, так что ни на что другое сил не оставалось. Во-первых, телесериал, во-вторых, попытка спасти свой брак. Сериал рассказывал историю журналиста Хайме Гарсона, друга и единомышленника Серхио, чьи блестящие сатирико-политические программы так насолили крайне правым, что те подослали к нему наемных убийц: в 1999 году Гарсона застрелили, пока он в своей машине ждал зеленого света на перекрестке. Что касается брака, то причины, по которым он рушился, ускользали и от Серхио, и от его жены. Португалка Сильвия была на двадцать шесть лет младше; они познакомились в 2007 году в Мадриде и несколько лет счастливо прожили в Боготе, но потом что-то сломалось. Они решили – хоть и сомневались в своем решении, – что лучше всего или по крайней мере спокойнее будет временно разъехаться, и Сильвия отправилась в Лиссабон, но не так, как возвращаются в свою страну, к своему языку, а так, как прячутся переждать бурю.

Серхио как-то жил без них, но чувствовал, что расставание нанесло ему гораздо более сильный удар, чем он осмелился бы признаться. И тогда подоспела возможность, которой он, сам того не осознавая, давно ждал: Фильмотека Каталонии устраивает ретроспективу его фильмов, и Серхио приглашают в Барселону на длинный уикенд, с четверга, 13 октября, по воскресенье. Сначала открытие – обычное мероприятие с шампанским и живой музыкой, где все жмут ему руки и нахваливают. Такие приемы Серхио переносил плохо вследствие природной застенчивости, но никогда не отказывался участвовать, поскольку в глубине души считал, что никакая застенчивость не может оправдать поступков, выглядящих неблагодарностью. А в следующие три дня Серхио будет присутствовать на показах своих фильмов и обсуждать их с заинтересованной эрудированной публикой. Все складывалось наилучшим образом. Он сразу же решил, что примет приглашение в Барселону и заодно заедет в Лиссабон, проведет несколько дней с женой и дочерью, починит то, что сломалось в его семье, или по крайней мере глубже поймет причину поломки. Организаторы купили ему билеты с учетом этих пожеланий.

Так что, когда 6 октября Серхио приехал в аэропорт в Боготе, он знал, что из Барселоны сразу улетит в Лиссабон. От выхода на посадку позвонил отцу: за всю жизнь ни разу не улетел из страны, не попрощавшись с ним по телефону. «Когда вернешься?» – спросил Фаусто. «Через две недели, пап». – «Ладно, хорошо, тогда и увидимся». – «Да, тогда и увидимся», – ответил Серхио, думая, что они тысячу раз обменивались этими самыми фразами в тысячах звонков, и простые слова перестали быть словами, утратили ценность, как вышедшие из употребления монеты. В аэропорту Эль-Прат его встречал сотрудник фильмотеки, чтобы перехватить ручную кладь. Серхио вызвался привезти в ней все необходимое для ретроспективы: в первую очередь, жесткие диски с фильмами, но и кое-какие фотографии со съемок, и даже пару рукописей сценариев, чтобы можно было показать на выставке. Сотрудник, худощавый молодой бородач в толстых очках с черной оправой и футболке, которая, очевидно, должна была иронично изображать тюремную робу, крайне серьезно взял у Серхио чемодан и спросил, будет ли с ним еще кто-то. «Мы тогда двухместный номер